— Так уж и для каждого?
— У «травматического» убийцы отсутствуют определяющие черты личности, имеющиеся у тех, кто принадлежит к семи первым типам. Именно среди этих преступников, и только среди них, можно встретить людей, читающих Диккенса и Бальзака. — Эуне сделал глубокий вдох и подтянул рукава твидового пиджака. — Так что тебя, собственно, интересует, Харри? Может, спросишь уже прямо?
— В каком смысле?
— Тебе известно об убийцах больше, чем всем другим моим знакомым. Ничто из сказанного мною сейчас для тебя не ново.
Харри пожал плечами:
— Может быть, мне надо, чтобы кто-нибудь произнес все это вслух, чтобы я смог в это поверить.
— И во что же именно ты не веришь?
Харри почесал коротко стриженные, упрямо топорщившиеся белокурые волосы, на которых начал уже появляться налет седины. Ракель сказала, что он становится похожим на ежика.
— Не знаю.
— Может быть, все дело в твоем самолюбии, Харри?
— Каким это образом?
— Разве не очевидно? Тебе дали дело, которое кто-то уже раскрыл. Теперь ты хочешь отыскать что-нибудь этакое, что посеет сомнение, докажет: Харри Холе видит то, чего не заметил никто другой.
— А даже если и так? — сказал Харри, разглядывая огонек сигареты. — Вдруг я и впрямь родился с великим талантом следователя и у меня постепенно развились инстинкты, которые я сам не в силах проанализировать?
— Надеюсь, ты сейчас шутишь.
— Вроде того. Я изучил протоколы допросов. Муж, судя по его ответам, похоже, и впрямь пережил серьезную травму. Но потом я прослушал записи. — Харри смотрел прямо перед собой.
— И что?
— Возникает ощущение, что он скорее испугался, а не смирился. Признание — это смирение. Потом бояться уже больше нечего.
— Но ведь еще грядет наказание.
— Для него наказание уже наступило. Унижение. Боль. Шутка ли — увидеть, как любимый человек погиб от твоей руки. А тюрьма — это изоляция. Тишина. Рутина. Покой. Она должна восприниматься как облегчение. Возможно, причина в дочери, и он беспокоится о ней.
— Или о том, что после смерти будет гореть в аду.
— Он и так уже горит.
Эуне вздохнул:
— Я повторю свой вопрос: чего ты, собственно, хочешь?
— Я хочу, чтобы ты позвонил Ракели и объяснил, что она должна вернуться ко мне.
Столе Эуне широко распахнул глаза.
— А вот это была шутка, — сказал Харри. — На самом деле я хочу проконсультироваться со специалистом. У меня сегодня случилось учащенное сердцебиение и приступ страха. Нет, не так… Мне снилось… что-то. Я не могу разглядеть, что это, но сон без конца возвращается.
