Она смотрела за печкой, под кроватью; шукала пальцами по полкам, позади пыльных икон, сдвигала в сторону огарки свечей, возвращала на место.
Здесь много и часто молились. От одиночества.
Зря они приехали сюда – как больно. Может, если бы потом, после Ворот, он бы пережил, а теперь тяжело ей так же, как ему, как будто боль, разделившись на двоих, лишь усилилась.
Черный от копоти совок для золы; старые полотенца с вышивкой. Красиво, рукодельницей была мама – жаль, что ушла, не дождавшись.
Эмия беспрестанно смахивала с глаз слезы – мешали видеть.
Альбом… Ящик… Что-нибудь.
Наконец, ей повезло – под стулом в углу нашлась старая деревянная шкатулка с лакированной крышкой. На крышке молодцы и красны девицы, зима, кони, сани – лица, одежда, фон – все в трещинах.
А в шкатулке груда писем и одно-единственное черно-белое фото на дне.
Женщина на нем сидела прямо, будто фотографировалась на паспорт. В платке, уже немолодая, глаза печальные, усталые – «Дар, вот она…»
Эмия зачем-то перевернула старый снимок – машинально, по инерции – и прочитала:
– Мартемьянова Арина Валентиновна…
Ари… Арина?
Арина?!
Зажав рот ладошкой, Эмия вынеслась на крыльцо, забыв запереть дверь.
– Дар, посмотри! Возьми, посмотри, ну, посмотри же…
Он не оборачивался, не протягивал руку, он как будто сделался старым, как этот дом.
– Дар, посмотри на фото!
Слова нажимали, дергали его за уши, теребили желающее впасть в кому сознание.
– Я… не… готов.
– Посмотри!
К карточке, на которую падали дождевые капли, протянулась дрожащая рука.
– Мама…
– Переверни!
Эмия командовала, как надсмотрщик.
– Прочитай. На обратной стороне.
И Дар перевернул фото. Долго читал текст, стирал со щек слезы, многократно перечитывал одно-единственное предложение – чужое имя. Пока не дошло.
– Это…
– Это не твоя мама, – кивнула Эмия, – это другая женщина – Арина. Дедушка ослышался.
(Rick Wakeman – Stairway to heaven)
Спустя двадцать минут Эмия деловито носилась по избе. Нашла, что хотела: плотный картон, «набивку» из старых газет, моток шпагата, ножик – принялась мастерить «посылку».
Сидящий на кровати Дар смотрел на нее недоуменно – сам он только начал отходить от пережитого потрясения – плохая, а затем хорошая новости почему-то выжали из него все силы. Хотелось лечь на кровать и лежать, закрыв глаза, как ребенок, которого грозили наказать, а после почему-то передумали. Но лечь не позволяла совесть – дом чужой.
– Зачем посылка? – спросил он, когда Эмия отыскала ручку и принялась царапать сверху адрес.
