Эмии было хорошо. До того хорошо, что в какой-то момент она нарушила собственное правило не слушать чужих разговоров и включилась в беседу.
– …а мать твой день рождения каждый год праздновала. Выпьет рюмку водки и ревет у себя в спальне – думает, я не слышу. Дело ли – ребенка отбирать. Мы других потом совсем не хотели, но… как-то само получилось. Она бежит на аборт, я – матом. Несколько раз из кабинетов врачей выволакивал. Все боялась, что опять…
Дарин не глядел на отца – все больше на свои руки.
– А скоро она приедет?
– Вроде через неделю обещала. Сказала, если что, позвоню.
Помолчали.
– А невеста твоя где?
– Дома. К родителям отправилась… погостить.
– Вон оно что. Ясно. Ты ведь куришь?
– Курю.
– Пойдем тогда на крыльцо выйдем. В доме я не дымлю.
Они сидели рядышком. Снаружи ярко светило солнце; лаяла соседская собака – вытекал рваными клочьями из-под навеса табачный дым.
Эмия отлепила себя от монитора и ушла на балюстраду. Долго смотрела на крыши Астрея, и мысли ее ходили по кругу, как вагоны паровоза, зацепленного на самого себя: получится у Линеи собрать монеты? Откликнется ли за зов Кронис? Если да, что она скажет ему? Надо передать Калее спасибо. И Линее тоже. Хорошо бы, если у той получилось собрать монеты…
«Что она скажет Кронису?» – стало вопросом дня.
Больше Эмия, возвращаясь к монитору, звук не включала.
* * *
Колчановка.
«Вот он обрадуется…» – думала она, шагая от остановки. Плащ с собой не зря брала, но здесь теплее, теперь приходится его в руках нести. А от дочки и так подарков полная сумка…
Карина Романовна любила эту лениво-сонную, почти всегда спокойную деревню. Здесь когда-то постепенно – капля за каплей – она обрела успокоение, – здесь они прожили лучшие с Тадеушем годы.
Может, и хорошо, что получилось раньше вернуться. Чего сидеть возле Митьки, если там днюет и ночует Мария Михайловна? Ей-то недалеко, живет через дом – и мамка, и нянька в одном лице. Всегда на подхвате.
А Лийке материнство к лицу – цветет и пахнет. Похудела, улыбается, хоть и с кругами от недосыпа.
Да, помнились ей, Карине, свои собственные бессонные ночи, когда дочь была маленькой. Помнилось, как все ходила, проверяла ее запястье – не просмотрели ли злосчастную точку? Не дай Господь опять… Кажется, годам к пяти только и успокоилась.
А вот уже и поворот на свою улицу. Славная погода, теплая.
Тадеуш, поди, на одних сухарях сидит – забыл про пельмени, забыл про вареники, которые налепила перед отъездом.
