«В их номере, хоть и самом дальнем, с окнами на сосновый лес, тоже имелся балкон, и они, бывало, сбегали из салона и сидели там долгими дождливыми днями. Лежали на кроватях – укрывшись пальто, оставив окно нараспашку – и вдыхали запах мокрого дерева, слушали, как дребезжит водосточный желоб. А еще – читали вслух друг другу купленные в Люцерне таушницевские[2] романы. Чайные принадлежности, спиртовка и лиловая бутылочка денатурата стояли на шатком комодике между кроватями; в четыре часа Порция принималась готовить чай. Ели они, поочередно откусывая то от плитки шоколада, то от бриоши. Они обожали открытки и завешивали сосновые стены своими набросками; выстиранные чулки сушили на батарее, хоть отопления и не было. Иногда из туманной дали доносился звон коровьих бубенцов, из соседней комнаты – голоса людей, говоривших по-немецки. Часто случалось так, что между пятью и шестью часами дождь переставал и по стволам сосен сползал влажный свет. Тогда они слезали с кроватей, надевали ботинки и спускались по деревенским улочкам к обзорной площадке над озером. Смотрели сквозь клочья тумана, как шестичасовой пароход, пыхтя, огибает скалу и причаливает к пристани» (с. 64).
Далее за образованием Боуэн следили многочисленные тетки Колли, а домой, в Боуэнз-Корт, она вернулась только после того, как ее отец окончательно пошел на поправку. Здесь восемнадцатилетняя Элизабет впервые окунулась в атмосферу вечеринок и приемов, которые устраивала вторая жена ее отца, Мэри Гвиннз. По воспоминаниям друзей и родственников, Элизабет после смерти матери начала страдать заиканием, которое особенно проявлялось на слове mother (мама), но это совершенно не помешало ей стать очень бойкой, очень разговорчивой и очень активной участницей этих приемов, которые со временем в Боуэнз-Корт стала закатывать уже она сама. Заикание в будущем не помешало Боуэн выступать на радио и с лекциями, которые она читала не только в Британии, но и в Европе и США.
Элизабет, впрочем, как и ее отцу, хотелось какой-то деятельности, и идея просто быть хозяйкой большого дома ей совершенно не нравилась. В начале 1920-х годов Элизабет отправилась в Лондон – учиться искусствоведению, но вскоре забросила занятия, решив посвятить себя писательству. Она уже писала рассказы, но напечататься ей удалось только в 1923-м, когда она познакомилась с Роуз Маколей – известной писательницей того времени, которая, разглядев в Боуэн талант, буквально взяла ее под опеку и помогла с первой публикацией. Практически сразу после этого Элизабет Боуэн вышла замуж – за Алана Кэмерона, чиновника в Министерстве образования. Брак окажется счастливым и окончится только со смертью Кэмерона в 1952-м, хотя друзья Боуэн – все как один тонкие и ядовитые интеллектуалы – зачастую подсмеивались над тем, насколько простоватый и тихий Кэмерон не схож с умной, ироничной, общительной светской бабочкой Элизабет. Роман «Смерть сердца», в котором нет второстепенных героев, – читателю предлагается понять, почему умирает сердце у каждого человека, появляющегося на его страницах, – в некотором виде вобрал в себя эти странные, но гармоничные отношения, и многие критики сходятся на том, что в чертах Томаса Квейна, брата Порции и мужа Анны, проявилось некоторое сходство с Аланом Кэмероном – точно так же, впрочем, как и Анна, язвительная светская особа, вобрала в себя некоторые черты самой Элизабет Боуэн.
