— Черт возьми! — Гурни бросил нож и вилку и содрогнулся. — Со мной все в порядке. Я чувствую себя чудесно и хочу есть. Я чертовски голоден, но не могу есть эту гадость.
— Думаю, тебе лучше посидеть спокойно несколько минут, пока я не принесу тряпку.
Она медленно пошла на кухню с прямой спиной, предусмотрительно отвернув лицо, и он чувствовал, почти обонял ее страх. Он поддел одинокую жареную картошку и поднес ко рту. Его желудок тут же взбунтовался, и какой-то автоматический импульс заставил его руку лечь на стол. Но преобладающий все голод был сильнее чем раньше.
«Не могу есть. Я буду голодать. не могу есть. Какой толк от нового тела, если я не могу есть?»
Кэрон вернулась с полотенцем, и за долю того как она достигла стола, он заметил свою правую руку. Одним быстрым движением он убрал ее между ног.
Кэрон вытерла скатерть, потом посмотрела на него, на ее бледном лице выразилось острое беспокойство.
— Ты выглядишь ужасно. Тебе лучше пойти поспать. Думаю, ты переусердствовал, но если завтра утром тебе не полегчает, я позвоню доктору.
— Да, думаю, ты права.
Встав, он положил правую руку в карман брюк.
— Мне станет лучше после хорошего ночного сна. Не волнуйся... не суетись. Я в порядке, просто устал... расстройство желудка.
Он оставил ее, делая все возможное, чтобы идти прямо, но в ногах была ужасная слабость, и сильнейший голод взял его за глотку — требовал удовлетворения. Лестница была горой, взбираясь на которую он потратил целую вечность, лестничная площадка — широкой пустыней, и дверь спальни — вратами, ведущими в никуда.
Гурни Слейд опустился на кровать и медленно вытащил правую руку из убежища. Он долго смотрел на нее, потом медленно принял неприятную правду.
Плоть исчезла с кончика его правого указательного пальца. Фрагмент сверкающей белой кости выступал из цилиндра сморщенной кожи. Спустя какое-то время он потер другие пальцы, слегка прикусил руку. Притворяться бессмысленно. Его правая рука умирала. Он заплакал; сел на край кровати и рыдал как обиженное дитя. Он вырвал клочок жизни из рук смерти, но сейчас мрачный жнец возвращал свою собственность. Вскоре, одоленный слабостью, которая мгновенно заставила его забыть о странном голоде, он снял одежду и лег в кровать. Он видел, что его правый большой палец ноги темнеет, но в тот момент это казалось неважным. Холодные простыни приняли его, и он опустился в мир, где мягкий звездный мрак был навек свободен от суровых лучей пожирающего солнца.
