И это, может, и был самый счастливый миг нашей жизни.
Смело реализуя наличность, до раздела “Книги” дошли. Я уже занес свое хищное перо...
— А вот это — нет! — произнес Пека неожиданно твердо.
У него свой вариант душеспасения был: книги покупать! Пачка денег в газете с надписью “Книги” нетронутой была. Видно, книги он лучшей индульгенцией считал. Брал только серьезные — Библию, Монтескье. Уважал книгу уходящей эпохи, про трудовые подвиги, какую-нибудь серьезную профессию, с мрачным просветлением в конце. Сгружал их в нашу каморку — и снова шел. Как понял я — он почти уже морально очистился через это дело, смело смотрел.
— Где мне вот только деньги достать, с тобою лететь? — вырвалось у меня.
— А зачем? — вдруг произнес он.
Такого цинизма не ожидал от него!
— Мы же сценарий обещали!
— Ну и что? Напишем мы твой сценарий!
Уже только “мой”?
— Где?! — воскликнул я.
— А у тебя!
Такого я не ожидал. Как-то я с надеждой больше в другую сторону смотрел — на Восток.
— А то все “ко мне, ко мне”! — злобно произнес Пека. Прям уж заездились к нему! — Нарисуем! — бодро он произнес.
Нахально, честно говоря, с его стороны! Ну, а с моей стороны было не нахально? Домой вернуться, может, и хорошо… Но с таким подарком! Вся моя жизнь перевернется… что, может, и к лучшему?
— Давай...
— А ты боялся! — бодро Пека произнес… Бояться я, откровенно говоря, еще продолжал. И как жизнь показала — не напрасно.
— Осторожней! — Пека орал.
Три носильщика катили за нами тележки… Книжный магазин!
— Все ваши? — удивился проводник. — А с виду не скажешь.
Тесное купе… от книг особенно тесное.
— Прямо как под землей в кабинетике у меня, — Пека умилился, оглядывая купе. — И освещение тусклое такое же.
Когда ж мы увидим, наконец, подлинный его кабинетик? Едем с ним сейчас в аккурат в обратную сторону!
С визгом колец я сдвинул занавеску. Открылась платформа.
— Вдруг откуда ни возьмись… — произнес Пека, вдруг заморгав.
Приглядываясь, мимо окна шли два наших героя, два лауреата — Кузьмин и Ежов!
— Ты позвонил? — пробормотал Пека, смахнув слезу.
Мы вышли с Московского вокзала на Лиговку — длинную унылую улицу, ведущую от центра к окраинам. Милости просим! Сели в раздолбанный дребезжащий трамвай. Сначала тянулись старые обшарпанные дома — петербургские трущобы. Потом пошли пустыри, бетонные стены заводов, кладбища. Красота. Вот куда у нас ссылают талантливых писателей! Свое переселение из центра в пустынное Купчино (капремонт старого дома — тогда это называлось так) я воспринимал именно как ссылку. Что можно было создать на этом пустыре, среди одинаковых безликих домов, неказистых людей, которых согнали сюда? Рабочий класс? Пусть Пека любуется — раз он того хотел! Терзающий душу скрип трамвая на повороте… С таким зловещим настроением я принимал гостя. Мутная река Волковка, берег кладбища, кирпичная Детская больница, Старообрядческий мост. Вряд ли даже Пека здесь разгуляется! Бетонные стены по обе стороны рельсов, перемежаемые иногда пейзажами автобаз с радужными бензиновыми разливами по земле или километрами пыльных стеклянных заводских корпусов, которые лишь отравляли воздух, производя непонятно что (в магазинах-то пусто). Однако Пеку все это почему-то вдохновляло, за всей этой неприглядностью он видел какой-то глубокий смысл.
