— Что стоите? Идите на медосмотр! — пролетев мимо нас, рявкнула Сысоева. Видно, надеялась еще, что у нас будут найдены неизлечимые дефекты.
На медосмотре я его как следует и разглядел. Да-а. Типичный “парень с далекой реки”: длинные трусы, косая челка, кривые ноги, смелый взгляд. Никогда у меня с такими не выходило ничего хорошего, кроме драк.
— Меня весь рудник посылал, а они тут! — Он все не мог остыть.
Обычно на это служение благословляют небеса… но рудник тоже годится.
— Ну, — вздохнул я. — Надеюсь, с твоей помощью войдем в народ?
— Мне в народ не надо входить! — прохрипел он. — Мне бы из него выйти! Стоп. — Он тормознул у туалета. — Отольем!
Раскомандовался. Не у себя на руднике! Надеюсь, у нас не будет такого уж полного слияния струй?
— Дуй, — разрешил я.
Ко мне, весь в белом, подошел синеглазый красавец Ланской, из московских “сливок”. Прежде мы договаривались с ним держаться вместе. Не сложилось. Не в ту гору пошел.
— Соболезную. Но что делать? Искусство требует жертв.
Тон его меня чем-то задел. А ты, интересно, какие такие жертвы принес? Я вдруг почувствовал, что вглядываюсь в этого холодного субчика яростным взглядом Пеки. Слился?.. Но тут появился Пека — и все грубости взял на себя.
— Ну? Чего? — злобно зыркнул на Ланского.
— Чего-чего! — слегка играя и на Ланского, усмехнулся я. — Надо твой светлый образ лепить.
— Тогда пошли. Знаю тут место одно — косорыловка отличная!
— Может, и мне с вами пойти? — добродушно предложил Ланской.
— Не. Ты лишний выходишь. Лишняк! — Пека обнажил золотые зубы. Вот! Скоро и у меня будет рот полон золота! Работа, считай, началась.
Мы шли с Пекой через ВГИК тех лет… Вот сияющий крепкой лысиной Сергей Герасимов куда-то весело тащит, приобняв, миниатюрного, стеснительно улыбающегося Тарковского. Теперь и мы тут идем!
На улице мы слились с толпой, плавно текущей к пышным воротам ВДНХ. Почему мы, столь разные, одновременно оказались здесь? Москва во все времена была, по сути, павильоном для съемки фильма о великой стране. И хотя “массовка” ютилась на вокзале, чтоб утром перебраться на другой и ехать дальше, — многие, улучив часок, сдав вещи в камеру хранения, из последних сил добирались сюда, чтобы почувствовать себя наконец не толпой вокзальной, а народом великой страны!
Сперва поднималась к небу изогнутая алюминиевая стрела, траектория взлета, памятник покорителям космоса. По мере приближения росли, сияя металлом, Рабочий и Колхозница, — подавшись вперед, взметнув руки, они соединили над головами звонкий молот и острый серп. Перед многими нашими фильмами, под торжественную музыку, они разворачивались на экране. И не случайно главный “институт грез” — Всесоюзный государственный институт кинематографии — был здесь.
