— К маме надо зайти, — озабоченно произнес я. — За вещичками.
И успокоился. Вроде бы и правду сказал. Но все равно это — версия. Управляемая. Ведь не за вещичками же я на самом деле иду. А зачем? А за тем, что получится. Полная свобода! В ликовании шел! Могу так, а могу — этак. Счастье! Во дворик зашел. Сел на дряхлой скамейке у сараев, в невидимом из наших окон углу двора, окруженный со всех сторон зарослями полыни. Солнышко накаляет лицо. Раскинулся на скамейке в блаженстве… Во!
Сколько же я хожу в этот дом? Когда еще бабушка тут жила. Вот о бабушке мы сейчас и поплачем. Последний раз я ее видел именно здесь — шел через двор, и она весело махала мне из окна. С этого узорно-кирпичного флигеля и началась для меня Москва. А без нее жизнь была бы неполной, по-ленинградски скукоженной. Все самое важное — в Москве, тут я, в одиночестве, определял себя. Помню, я приезжал сюда еще школьником — вырваться из мучившей меня школьной, а потом и домашней жизни, где ссорились и расходились мать с отцом. А тут — тишина. Залитый солнцем пустой двор, потом вдруг звуки рояля и рулады знаменитого тенора из соседнего окна. Это не нарушало моего блаженства, напротив, усиливало его. Потом приходила бабушка с рынка, всегда радостная, оживленная… вот человек! “Чего я тебе принесла-а-а!” Стол посреди комнаты, вся мебель в полотняных салфетках с вышивкой, по краям с так называемой “мережкой”. На диване упругие, с бодро торчащими “ушами” маленькие подушечки с яркими ромбами, вышитыми “болгарским крестом”. Бабушка уходит на кухню — “готовить сюрприз”, и я снова в солнечной тишине. Рай! Увы, утраченный — бабушки тут больше нет. Вот о бабушке мы сейчас и поплачем — я сладостно чувствовал восходящие слезы. Закинул лицо… и они потекли едкими извилистыми тропинками.
Ну? Зайти?.. Нет. Увязну! Работа ждет. Душою чуть прикоснулся — и пошел. А вещи мои…
Отлично отдохнул! И как верно все просчитал. Бодрый, я возвращался к Пеке — чувствую, сил с ним нужно будет еще немало.
— Откуда это ты такой счастливый? — Он завистливо пригляделся.
— Есть места! — проговорил я таинственно.
Пусть не надеется, что съест меня целиком. Скорее я его съем.
— Ну, придумал что-то толковое? — резко спросил его.
— А чаво?
— С тобой все ясно… Глубокий, освежающий сон.
И снова стук в дверку — я уже начал дремать.
Комендантша, кажется, не потеряла надежд.
— Вас к телефону.
— Иду.
Кандидатура Пеки даже не возникала.
— Алло!
— Алло, — дрожащий голос Инны в трубке. — Так вы подумали над моим предложением?
