Старушка Байбярикян утешать девушку стала.
— Увидишь, встретишь, — сказала она. — А пока живи у меня любимой дочерью, как и раньше жила.
И стала девушка-хвощинка снова жить у маленькой старушки Байбярикян с пятью коровами.
Чубарая лошадь, как только узнала, что ее хозяйка ожила, пожаловалась отцу Харжит-Бергена.
— Слушай, что я тебе скажу, господин, — проговорила она. — Дочь восьминогого абаасы погубила мою хозяйку! Когда твой сын Харжит-Берген оставил невесту одну, доехала она до развилки, свернула на ту запретную дорогу, где висит медвежья шкура, и приехала к железной юрте. Из юрты выскочила дочь абаасы. Стащила с невесты весь праздничный убор-наряд и нарядилась в него сама и ее обличье приняла. И живет теперь дочь абаасы в твоей юрте, твоей невесткой стала, а моя хозяйка снова ожила, снова стала дочерью старушки Байбярикян. Возьмите ее, приведите в юрту, отдайте сыну, а не то дочь абаасы очаг ваш разрушит, погубит вас всех!
Выслушал старик слова Чубарой лошади, за голову схватился, стремглав в юрту вбежал.
Увидела его дочь абаасы. Должно быть, догадалась — почернела вся.
— Сын! — спросил старик Харжит-Бергена. — Откуда ты привез свою жену?
— Я привез дочь маленькой старушки Байбярикян с пятью коровами! — ответил Харжит-Берген.
— Какой масти была лошадь, на которой ты ее вез?
— Лошадь была Чубарая, понимающая человечью речь.
— Так вот, Чубарая лошадь сказала мне, что когда ты оставил невесту одну и она доехала до развилки, то свернула на ту дорогу, где висит медвежья шкура Приехала она к железной юрте. Из юрты выскочила дочь восьминогого абаасы, стащила с невесты весь праздничный наряд, сама в него нарядилась и ее обличье приняла. Так, обманом, к нам и приехала. Вот почему она лошадь не к разукрашенной коновязи, а к старой, корявой иве привязала… Ступай, сын, к старушке Байбярикян, упроси-умоли девушку вернуться к нам. Приведи ее во что бы то ни стало. А дочь восьминогого абаасы, как велит Чубарая лошадь, привяжи к хвосту дикого коня и выгони его в поле — пусть он размечет там ее кости. А не то погубит она всех нас — и людей, и скотину!
Услыхал это Харжит-Берген, устыдился и разгневался. Схватил коварную дочь абаасы, выволок из-за занавески, привязал к хвосту дикого коня. Умчал ее конь в широкое поле.
А потом Харжит-Берген поскакал к старушке Байбярикян с пятью коровами. Соскочил с коня, еще не доехав до коновязи, — так торопился. Увидела его старушка Байбярикян, выбежала навстречу, обрадовалась, как потерявшемуся, который нашелся, как умершему, который ожил. От коновязи до юрты постлала зеленой травы, на радостях лучшую свою корову заколола.
