— Ну что, сестрички, давайте помечтаем.
— Давай, — ответили две других.
— Вот если бы меня отдали замуж за одного полюбившегося мне дайха́нина[28], я бы была самой спокойной и доброй женой, — сказала старшая.
— А мне бы хотелось стать женой одного богатого купца, — сказала средняя.
— Ну какая же это мечта? — сказала младшая сестра Гульджаха́н. — Вот если бы я была женой Ширванадыла, я бы раздала всю царскую казну беднякам, а сам падишах надевал бы мне на ноги мои башмачки, когда я выходила из комнаты, и снимал бы их, когда я возвращалась обратно.
Наутро Ширванадыл попрощался с хозяином и поспешил во дворец. Позвав нуке́ров[29], он приказал им доставить дочерей бедняка.
— Ну, красавицы, — обратился к сестрам падишах, когда они появились во дворце, — ответьте мне на вопросы, что я вам сейчас задам. Только говорите правду. Скажите: о чем вы между собой говорили вчера вечером?
— Я говорила, что хотела бы стать женой дайханина, которого я люблю, — сказала старшая сестра.
Падишах узнал имя этого человека, призвал его и пожелал старшей сестре счастливой жизни с ним.
— А что ты говорила? — спросил падишах вторую сестру.
— Я говорила, что хотела бы стать женой одного богатого купца, — сказала средняя сестра.
Падишах узнал имя и этого человека. Призвал его и средней сестре пожелал счастливой жизни с ним.
— Ну, а теперь ты расскажи, о чем говорила, — обратился падишах к Гульджахан.
— Наш падишах, я осмелилась сказать, что если бы я была вашей женой, я бы раздала всю казну беднякам, а сам падишах надевал бы мне на ноги мои башмачки, когда я выходила из своих покоев, и снимал бы их, когда я возвращалась них.
— Со всеми твоими желаниями я согласен, — сказал Ширванадыл, — но насчет башмаков… Ты захотела слишком многого…
Он позвал палача и приказал:
— Казните ее!
— О великий падишах, — сказали визири, — она еще молода и глупа, потому даруй ей жизнь — прикажи бросить ее в пустыне. А там уж ее дело: сумеет — будет жить, не сумеет — умрет.
Падишах согласился.
День и ночь проплакала Гульджахан в пустыне. Наутро она вытерла слезы, огляделась и пошла куда глаза глядят. Долго ли, коротко ли шла она — неизвестно. Только от долгой ходьбы у нее распухли ноги, от горячего солнца почернело лицо, от жажды потрескались губы. Когда она уже потеряла всякую надежду на спасение, ей на пути встретилось дерево, в тени которого журчал ручей.
Гульджахан напилась воды, прилегла отдохнуть и не заметила, как уснула.
Ночью ее разбудили какие-то голоса. Она прислушалась. Говорили птицы, сидевшие на дереве.
