— Я же лично запрограммировала его на тебя!
Мы гуляли по роскошным аллеям. Пришлось ей задержаться на пару дней.
— В постели? — съязвил я.
— Не твое дело! — вспылила она.
А вот и первая ссора.
— Вообще-то я развеян хочу быть. Под теми дубами в Александровском парке города Пушкина, где я в детстве счастливый лежал. Помнишь запах нагретых дубовых листьев?
— Нет!
— Запоминай. Город Пушкин. У Александровского дворца. Справа обойдя маленький пруд. Дальше — такая длинная поляна раскидистых могучих дубов. И я там лежал, в полном счастье. И тот запах — горячего лета, нагретой дубовой листвы! Большего счастья не помню. В него я и погружусь... Поляна к оранжерее идет, и там моя мама работала после войны.
— Как тебе это удается?
— Что?! Я к компьютеру тому даже пальцем не прикасался. Даже не знаю, где он «плохо лежал».
— Ты можешь и не зная.
— И не думал даже!
— Ты можешь и не думая... А в результате жив. И халявы сожрал — тонну!
— Ну уж не тонну, — смутился я.
...Берег этот я покидал со смешанным чувством. Монтрё моё! Не сложилось у нас! А что впереди?
А у нас уже осень глухая! Вошел в пустую квартиру. Посидел. Наверх посмотрел. Тихо! А ты думал, Валера приедет тебя встречать? Или Яна? «Нне нннадо!» — твердо сказал. Валере позвонил. Что-то трубку брать не хочет.
— Алло, — наконец глухо, как из бочки.
— Привет! Ты как с того света.
— Так я оттуда и есть.
— Как же ты там... оказался?!
— С твоей помощью!
— Когда?
— Да в тот же день, когда мы с тобой виделись в последний раз.
— Ну, надеюсь, не в последний?
Молчит!
— Так кто тебя?
— А кто рядом со мной сидел, за баранку хватался?
— Яна?
— Именно. Она и схватила, при съезде с кольцевой. Краси-иво падали.
Долгий его кашель.
— А она?
— Ее спасти не удалось. Ну бывай... счастливчик!
...Яны нет. Кончился наш... тест. Я ее воскрешу! Сел писать.
На часы глянул... Поздно уже? А в Париже — на два часа раньше. Набрал Кузю по скайпу. Не очень мне нравится скайп: корежит всех. В смысле того, кто на экране. Появился Кузя — и тут же начало корежить его: глаза в одном углу экрана — рот в другом. Эка угораздило! Что делает с человеком жизнь! Волосы отдельно — притом весь волос абсолютно седой!
Наконец Кузя собрался более-менее, и рот его произнес:
— Ну что ж ты не отвечаешь? Я уже целый час с тобой говорю.
— Извини. Ты размазан был.
— В каком смысле размазан?
— Ну говори.
— Что я должен говорить? По-моему, ты вызвал меня.
По новой его корежить начало — но звук проходил.
Все-таки в комнате повеселее стало.
