— Прости меня? — я выволок на свалку гладкий сундук, с тайной надеждой: может, его все же подберут, возьмут, в хорошую семью? Стол, на котором я лежал после роддома, слава богу, исчез со свалки. Значит, не пропадает, где-то стоит! Может, и сундук пристроится? Хотя — при нынешних комнатах и прихожих — навряд ли. Я торопливо ушел от него.
Как тускло стало без него в прихожей, как не хватало его теплого, золотистого блеска! Назад тащить? Но ведь снова придется потом выкидывать. Так можно сделаться врагом вещи, вызвать тяжелую и неподвижную ненависть ее. Как ни с того ни с сего вдруг возненавидел меня новенький полированный обеденный стол, подаренный нам тещей и тестем. Я то сдвигал его, то раздвигал, то задвигал в угол... так еще хуже! Может быть, это и психоз, но жить с этим мрачным столом в одной квартире я не мог, кто-то из нас ее покинет! Покинул он — но после десятилетий упорной позиционной войны. Для начала мне удалось вытеснить его в прихожую — он теперь стоял, расставив ножки над любимым моим старинным, обитым жестью сундуком... как они ненавидели друг друга — несколько десятилетий! И вот наконец совсем недавняя, никому не известная, но очень важная для моей души победа: тот полированный наглый стол, изготовленный в тюрьме, выкинут. А мой любимый сундук остался. И у него появились друзья. Помню, как я радовался, купив за пять рублей в комиссионном старинный, широкий, цвета меда письменный стол... как осветилась комната! Как он мне напомнил тот гладкий, светящийся сундук — такой же добрый, веселый! Жить стало лучше, жить стало веселее. Теперь есть стол, за которым можно работать, — с этого стола «улетели» многие мои книги! Кстати, много таких «обломков счастья» можно было найти тогда в комиссионках. У нас в России каждая новая жизнь наступает нагло, безапелляционно, вышвыривая все старое, напоминающее о прежнем. Помню, как мы сами, издеваясь над старорежимностью наших любимых бабулек, выкидывали их любимые люстры, с цепями и медными львами, заменяя их модными рогульками! Разруха, разрушение — любимое дело в нашей стране. Гораздо уже позднее, наблюдая иностранных друзей, восседающих в уютных прадедовских креслах, более того — в обжитых еще прадедами домах, понимал, что столь увлекательный динамизм нашей жизни чрезмерен и разрушителен... но как удержаться от этого? Каждое новое поколение в России стремится сделать все по-новому. Лишь так оно может самоутвердиться, пусть даже в качестве Герострата.
