Разбойница | страница 40



— Что, совсем нету семьи?

— Всё! Поднял на недосягаемую для себя высоту!

Заходил по комнате, наконец остановился на мне взглядом.

— Пойдешь со мной в разведку?

— Пойду.

— Но учти, это опасно.

— Понимаю... Нам, татарам, все равно!

— Одевайся! Больше на себя надевай!

Мы хмуро и озабоченно прошли мимо дежурной внизу, по тропке за домом прошли через кусты и вышли на сумрачную улицу посёлка. У ограды третьего дома остановились, Саша со скрипом сдвинул примёрзшую калитку. На крыльцо, что-то дожёвывая, выскочил румяный и, видать, шибко морозостойкий мужик в майке и в трусах.

— Холкин!

— Да.

— Давай свой баян.

— Да.

— И жены баян.

— Понял.

Я с некоторым удивлением посмотрела на Сашу: что ж мы сейчас — с двумя баянами пойдем по просёлку?

Но, когда Холкин с грохотом вытащил предметы, оказалось, что «баян» — это ящик на полозьях для подлёдной ловли. Ящики были крепкие, добротные — явно изделия военно-промышленного комплекса. Холкин распахнул свои сокровища.

— О! Кобальтовая мормышка!

— Ясно откуда, — сурово проговорил Александр.

— Берилловая бронза.

— Тем более ясно!

Мне было тоже ясно. В посёлке Песочное, где прошла моя семейная жизнь, коз кормили из фарфоровых чашек, предназначенных для отравляющих веществ особой токсичности.

— Тулупы. Штаны.

— Слушаюсь.

Мы вошли в теплую вонючую прихожую и, теснясь и пихаясь, натянули чёрные ватные штаны, сверхвонючие полушубки.

— Вот тебе, Данилыч, ещё защитная накидка с капюшоном. Тебе, извини, нет!

— Ясно. Как начальнику, так всё лучшее.

— Бывшему, — проговорил Холкин, видимо, с робкой надеждой на дальнейшее освобождение от тирана.

— Бывшему — тем более! — рявкнул Александр.

Он натянул капюшон поверх меховой шапки, взял баян за вожжи. Пошли.

— Вообще, дождь вроде бы слегка моросит!

— Да, — глухо проговорил из-под капюшона. — Вполне может быть, что отдельные дождинки будут бить нас по щекам впалым. Но лед стоит. И держит.

— Смотря кого.

— Кого надо! — строго произнес он. — Поехали!

Мы стояли на горе, обрывающейся в бездну, во тьму.

— Моряки е....я стоя! — рявкнул Александр, сел на баян, поднял валенки и ухнул вниз.

А вдруг там конец, обрыв? Или, наоборот, острая пика или стена? А!

Я подняла ноги и упала вслед за ним. Сначала только свистел ветер — не было видно абсолютно ничего, потом стало нести и ещё вращать, как волчок. Потом стало положе, скорость чуть погасла, но зато я увидела целый рой быстро надвигающихся фар! Нормально! К счастью, скорость ещё не погасла, и через шоссе перенесло и довольно сильно жахнуло спиной обо что-то шершавое. Посидев так, я подняла голову: что-то чернело в темноте... Ствол. Некоторое время я наслаждалась покоем, потом на всякий случай произнесла: