Капитан «расхаживался», неуверенно передвигаясь по каюте.
— Так и до мостика дойду!
— Ну! Что я могу... вам?
— Денег за это не беру.
— Тогда можно вот... блок «Мальборо»?
— Увы... не курю!
— Тогда... как спасительнице... можно вот Шиву подарю... танцующего... тысячерукого... в Гонконге в какой-то лавочке... как память о нашем сотрудничестве! — он весело хлопнул себя по ягодице.
— Вот это спасибо! — проникновенно произнесла я, принимая тяжелую статуэтку: мужчина — или женщина? — приседает на одной ноге, другая пяткой достаёт колено первой, какая-то корона на голове — и несколько изогнутых рук, кругообразно расходящихся.
— Спасибо!
— Так это ж она и есть! — хохотнул Саша. — Ну молодец! — он покровительственно чмокнул меня в щёку. — А теперь иди! — шлёпнул меня по попке. — У нас тут кое-какие дела!
— Типа «выходить из канала в шторм или нет», — доверительно сообщил капитан, не в силах оторвать глаз то ли от меня, то ли от Шивы. — А всегда плавать с нами не хочешь?
— Хочу! — задорно проговорила я и, схватив колобашку с ключом со столика, вышла, лучезарно улыбнувшись.
Перебежками назад-вперёд, прижав Шиву к животу, я пробиралась по раскачивающемуся коридору... да-а... не знаю, как насчет постоянного плавания... кажется, погорячилась!
Я влетела в каюту — дверь за мной с грохотом захлопнулась сама. Я раскинулась на кровати. Да, моё сладкое томление, похоже, в эту ночь останется без употребления.
Потом нашло легкое забытье. Очнулась я от какого-то грохота — это мой Шива ездил по линолеуму в прихожей, ритмично тараня дверь. Тут я резко села, почувствовав, что чуть не проспала самое главное: сейчас блевану. Надо срочно выбираться на воздух. Лёжа, взлетая и падая вместе с койкой, я быстро оделась, накинула шубу и вылетела в раскачивающийся, мерно скрипящий коридор. С трудом я отжала дверь и вылезла в холод и тьму. Ветер свистел, прижимал уши, как резиновой шапочкой. Далеко внизу, в белой тьме, кипела белая пена длинными лентами кружев, уносящихся к корме. Я пошла зигзагом по палубе, от поручней к стенке и слегка вперёд. Ближе к носу палуба была перегорожена красивой толстой верёвкой с табличкой «Stop!». Дальше за ней горели все окна: там шла работа.
Согнувшись, я вскарабкалась вверх, на палубу-крышу, доползла, приседая, к краю. Дальше шёл чёрный обрыв, и впереди, словно в небе, висел тусклый стеклянный коридор — мостик. Локатор гнал зелёный луч по циферблату, и сразу за ним проступали бледные, изрезанные контуры берегов — какой-то лабиринт. В жутковатом зелёном свете застыла неподвижно лысина Саши и рядом такой же зелёный, но более возбуждённый и подвижный профиль капитана. Это видение то появлялось перед глазами, то проваливалось куда-то вниз, этажей на пять.
