Апокалипсис на кларнете | страница 7
— Ого! Теперь я догадался, кто ты. Ученик какого-то класса Егор Иванович, правильно?
— Не хитрое дело, городок-то маленький. А вы тут преподаете историю музыки, так?
— Истинно. Вот и познакомились. А скажи-ка, Егор Иванович, что тебе больше нравится, — оркестр или сольный инструмент?
— Когда как. Весной — оркестр, зимой — инструмент.
— Скрипка, рояль или духовые?
— Вечером скрипка — тихий разговор. Днем рояль — громкий спор. Импровизация. Там все на ходу, только рождается. Пытается перебороть одно другое. Так и слышу, чувствую. Кажется, есть во мне музыка, но ей не вырваться. Никогда. Это ужасно — осознание своей неполноты. Как будто судьба отказывает в праве на жизнь, а за что?
— Ты пробовал учиться музыке?
— Да. Не шей мне, маменька, красный сарафан. Во саду ли, в огороде. Не получается. Иногда кажется, вот-вот поймаю какую-то связь всего со всем, вы понимаете?
— Понимаю, очень понимаю, продолжай.
— Она на меня так страшно действует. Иногда чуть не плачу от звуков. Иногда тянет умереть от восторга. Но нужно избавляться от этого. От этой слабости. Поэтому прихожу сюда слушать, чтобы понять. Я читал книги о музыкантах. Моцарт, Бетховен, Берлиоз, Гайдн, Шопен, Чайковский. Многие их опусы наизусть помню, внутренне проигрываю. Не посчитайте наглостью, но все это в прошлом. Там и останется среди тех людей, для которых, среди которых создавалось. Популярность? Кто из ста взятых наугад людей хоть раз в месяц слушает Моцарта, Бетховена и других? Гениями становятся только после смерти, много после. Можно, конечно, при известной подготовке впадать в экстаз среди мраморных надгробий, но какое это имеет отношение к ритму сегодняшнего сердца? Единственным оправданием было бы существование того света, где все они вместе, на виду, — благодетели, ревнители, страдальцы...
— У тебя есть друзья?
— Много и... никого.
— Так я и думал. А твой знаменитый дрессированный осел?
— Увы, побрел к Стиксу. Я надеялся, что буду долго-долго горевать о нем, и оказалось, что через две недели едва вспоминал. Мне стыдно, но какое отношение имеет к музыке мое отношение к ослу?
— Не ошибись с плеча... Все в мире имеет отношение ко всему. Ты бывал на наших ученических концертах?
— Бывал. Но если честно, — за них стыдно. Приходят мясные мамы, смотрят, слезясь умилением, на чистых, в галстучках, крошек, и все как понарошку. Будто играют. А ведь есть, наверное, другая жизнь. Совсем, совсем другая, вы понимаете?
— Другая... Какая она, другая? Вот война кончилась. Теперь долго не будет. Люди все исправят. Всю жизнь исправят. Война — болезнь. К счастью, оказалась не смертельной. Для чего-то целого. Теперь выздоравливаем. И когда-нибудь наступит гармония. Должен же восторжествовать мир? Мир — это гармония ума и сердца. Ты осознаешь, что такое гармония?