37
Стрелка указывала в небо, надпись гласила: “Москва”. Бродяга повел черной рукой:
— Посидим на жухлой травке?
Доцент, молчаливый и внутренне собранный, аккуратно положил на траву велосипед и сел рядом в позе лотоса.
— Как же, Андрей Ардальоныч, — спросил Егор, плюхаясь поблизости. — Как же вы решились в такую даль? Нешуточное дело — в Китай на велосипеде. Такие пространства перекатить!
— Культурная миссия, — отрывисто возгласил доцент. — Дело жизни. Лекции. Меньше чем через полгода буду читать студентам Пекинского университета.
— Гуай — хуань — чай — кань — ший, — сказал Егор. — Здравствуйте, товарищ лектор.
— Вот именно. Свет с востока. Восходит заря. У них туго с материализмом. Надо помочь. Новый тип мышления. Авангардная диалектика. Традиция, мой друг, мертва, но вечно зелено юное древо модернизма.
Бродяга мрачно:
— Разобьют тебе собачью голову.
Доцент:
— Времена меняются. Собачьи головы снова в цене. Вам, как бывшему историку, полагается знать. Нужно решиться. Поступок, как и любовь, приходит однажды. Блаженны гонимые за правду. Соль земли.
Егор:
— Вы — соль? Вами правду солить — прокиснет, проплесневеет. Извиняйте, любезнейший Андрей Ардальоныч, может, вы и науку всю как она есть, превзошли, может, и дальше вас никто и ничто не остановит, но сдается мне, зазря вы в Китай свое непокупное везете. Невыразимое, несоответствующее. Без вас они промеж себя разберутся. Вы же можете их только рассорить и в пучину междоусобиц и дискуссий ввергнуть.
Бродяга же, разохотясь, даже протез полистироловый скинул, помахивает перед носом, подзуживает. Поезжай в Китай да им мысль кидай, просвети, неразумных, чтоб насчет нас не заблуждались, а уж мы без тебя, умноголового, справимся, разберемся в наших-то своясях, родных пенатах. Доцент, разволновался, растрогался, чуть не слезы льет, жаль мне вас, пасомых, и грех это пастырский — стадо оставлять, в небрежении и беспутице, так ведь долг велит и его не прейдеши. Милые вы мои, и ты, Егорша несустветный, и ты приблудый мудрец, не держите обиды в сердце своем, а уж с дороги, с белокаменной ли, с рязанских или иных пределов я отпишу вам цидульку и уж само собой с нарочным мандарином от самой китайской стены пришлю вам по подарку, чтоб помнили друга сердешна. Ох ты головая разбедовая, лепечет бродяга, ох ты головушка заплечная, возьми и от меня презент на дорогу дальнюю, вот этот протез, принайтуй его к раме велосипедной, и он тебе в пути в нужде сослужит пользу, спички ли зажигать, от разбойников ли отбиваться, так ли на прохожих недоумение нагонять, уж возьми его. Обнялись они в предвидении долгой разлуки, приладили доценту на спину рюкзак с теплым бельем, привязали протез к раме и долго смотрели вослед, как доцент педалями накручивал по пыльной дороге, по горькому жару пустого пространства.
