Апокалипсис на кларнете | страница 28



24 

Замглавред Кошлокин занервничал. Он лишь недавно был проведен по штату в аппарат среднетолстого журнала, и еще не освоил технику и технологию общения с авторами. Если с теми, кого надо было печатать, обстояло относительно просто, — выбор решения совершался помимо, то с теми, кто приходил с улицы или был заведомо сомнителен в смысле смысла или по внешности, Кошлокин еще не обвыкся общаться и обращаться. Он еще не выработал манеры откидываться на стуле и взирать на входящего с высоты художнической непогрешимости, или, уткнувшись в стол, задумчиво и устремленно перекладывать бумаги, бросая мельк взгляда на просителя, или уходить во внутреннее созерцание, чтоб дать понять вопрошающему, что он лезет в святая святых со своими графоманскими текстами, или отпасовывать на “загляните через недельку”, или с искренним сожалением и волнительно постукивая пальцами по столу, говорить, улыбаясь очаровательно: “надо еще немного поработать с текстами” или “вы энаете, каково сейчас с бумагой?”, или “я весьма сожалею, но наш журнал забит поэтическими, прозаическими текстами до — возводятся глаза к потолку — конца ...го года”, или ... каждый способен при малом и безболезненном усилии воображения воспроизвести все ритуальные выражения, позы, манеры, движения, принятые в подобных случаях. У каждого журнала были свои способы “отшить” просителя, способы передавались от одного поколения редакционного аппарата к другому, совершенствуясь и разнообразясь соответственно прогрессу общества и человечества. Если формальные приемы оказывались для просители недейственными, включались в работу приемы принципиальные. Автору можно было предложить такие, уродующие произведения, доработки, что автор, будучи человеком порядочным, хватал свою несчастную рукопись и, стеная, уносился прочь, клянясь, что никогда его нога. Если и это не помогало, можно было сделать вид, что рукопись в принципе принимается, но затем, когда автор уходит, а затем многомесячно заглядывает, позванивает, он узнает, что публикация перекосится по таким-то и таким-то причинам и, скорее всего будет принята через два, три, четыре, пять, шесть... месяцев. Или вдруг, сделав томно-страшные глаза, сослаться на цензора, который, знаете, что.

Короче, необстрелянный авторами Кошкин занервничал, когда Егор вошел в кабинет, не имея, собственно, намерения наседать с просьбой о рецензировании рукописи, чтоб, взяв рецензию, выяснять отношения с рецензентом, а просто пришел спросить, прочитал ли Кошолкин предложенный роман и каково его кошолкинское мнение на сей счет.