— Вы чокнулись, — сказала Вера Кирилловна с крутым презрением, — и если вы не прервете своих предсказаний, я вызову медтранспорт.
— Ладно, — решительно и горестно хлопнул Борис Тимофеевич себя по колену, и встал. — Я ухожу. Спите дальше. Упивайтесь цветными грезами. Я понимаю: в мире сумасшедших любая норма противоестественна. Более того: любая норма — преступна. Простота вам неведома, искренность подозрительна. Люди, замкнутые на желудок, переваривайте черствые мысли и огрызки чувств, насыщайте это жидкими эмоциями... Да что там!
Он безнадежно махнул рукой и вышел.
В коридоре его догнала Лина. Тощенькая, скуластенькая, с голодным блеском в глазах, она догнала Бориса Тимофеевича и взяла за локоть.
— Борис Тимофеевич! — сказала она с дрогнувшей улыбкой. — Вы очень расстроены? Я вас понимаю. Это все интриги Веры Кирилловны...
— Не надо, Лина, — мягко возразил Борис Тимофеевич, — при чем здесь Вера Кирилловна? Опять вашим сердцем говорит раздражение, зависть и жалость. Не в этом дело, и даже не во мне, а в том, что в мире что-то начинает происходить, что-то меняется. Я не знаю точно, что это, каким словом обозначить и как объяснить. Я чувствую, что у меня в крови — кусочек солнца, в груди — очищающее жжение...
— Вам нужно отдохнуть как следует, и потом искать работу. Хотите, я вам помогу? У меня есть знакомый на одном заводе, и там как раз нужен исполнительный техник на должность инженера.
— Спасибо, Лина, но, кажется, вы меня совсем не поняли. Я — сокращен. Меня нет в списках работающих людей. На меня даже никакой еды не должно планироваться. Но я совсем не собираюсь искать работу по производству смывных бачков или велосипедов, или стиральных машин или чего-нибудь похожего.
— Как же вы собираетесь жить? — жалобно спросила Лина.
— По-человечески. Я секрет открыл, — улыбнулся Борис Тимофеевич и, видя, что лицо Лины недоверчиво, добавил: — Может быть, я отныне самый счастливый человек в нашей стране. Единственное, от чего мне придется иногда страдать, это одиночество.
— А мне будет скучно без вас, Борис Тимофеевич. Это правда.
— Почему же, Лина? Я — наискучнейший человек на свете. Это известно.
— Лучший ум — доброта и, значит, у вас ума палата.
— Спасибо, Лина, вы добры ко мне не по заслугам. И помните: если вам в этой жизни станет нестерпимо тошно, найдите мое окно, в нем будет свет для вас.
Он взял ее руку в свои рыхлые ладони, потряс и заглянул в глаза:
— Будьте счастливы. Захотите счастья, и оно придет.
