— Вот мы и квиты, — сказал я, снова открыв глаза и увидев светлый затылок над пестрым трепещущим платьем.
Девушка обернулась.
— Это вы? — сказала она. — Что вы сказали?
— Мы квиты, — прокричал я ей прямо в ухо, потому что ветер уносил мои слова мимо моего лица назад.
— Вы наступили мне на ногу, — крикнула девушка и без всякой связи сказала. — Мы, кажется, где-то встречались.
— Может быть, — прокричал я, хотя и не был в этом уверен.
Если бы не было этого проклятого ветра, я своим тоном дал бы ей понять, что не намерен продолжать разговор, и вообще, черт меня дернул заговаривать с ней! — но теперь этот крик снимал интонации и все портил. Я чувствовал, что она не прочь пообщаться.
— Возможно, — крикнул я, — возможно, но я не помню.
— Я тоже не помню, — крикнула она, — но ваше лицо мне знакомо.
Как ей не лень было кричать такие длинные фразы?
— Мне уже не больно, — крикнула она, показывая на ногу пальцем.
Мы снова проходили под мостом, и усилившийся ветер сдул последнюю задержавшуюся пару с палубы вниз.
— Мне не больно.
Ветром ее волосы бросило вперед, светлым капором окружило лицо, и лицо пропало в темноте, лишь оттуда, из глубины, радостным мраком сияли глаза, и в этот момент мне показалось, что это ты, Людмила.
— Как холодно! — закричала она, и я увидел, что, и правда, ее губы посинели. Она дрожала.
Я протянул руку и, коснувшись ее обнаженной руки, почувствовал мелкие пупырышки «гусиной кожи».
— Давайте спустимся вниз, — предложил я, — в салон. Там теплее.
Она взглянула на меня из-под ресниц, и тогда я внимательно — на нее. Я помедлил. Она прошла мимо, вперед, и стала погружаться, как в глубину, как какая-нибудь Бегущая По Волнам, а я смотрел, как она погружается туда, и зрелище не вызвало у меня улыбки. Я вздохнул.
— Нет, мне отказало чувство юмора, — сказал я.
Погруженная по пояс... нет, обнаженная по пояс, она обернулась. И длинный взгляд из-под ресниц. Из-под длинных ресниц. И светлые волосы — они развеваются, они играют на ветру. Она играет на ветру, она играет, играет... Она стоит, погруженная по пояс... В воде... Она стоит, обнаженная по пояс... Она стоит, и светлые волосы хлещут ее живую, голую грудь. Почему? Зачем она стоит голая здесь? Она входила в ручей, и ветер не касался ее выгоревших прядей. Там, в салоне, внизу... Там полным-полно жадных и потных тел, и она стоит голая здесь, и этот длинный, который я знаю, который мне абсолютно понятен, взгляд из-под ресниц.
Я перевел дух.
