– Хорошо, спасибо, – сухо ответила я.
Оставив Огюста прощаться с врачом, я уселась на заднее сиденье. Если он так хорошо знает танцовщиков, его не оскорбит моя невежливость и нежелание разговаривать. Пока я оставалась в клинике, я не догадывалась, что мы просидели там практически целый день. Эмерик настойчиво пытался до меня дозвониться на протяжении нескольких часов. Я надеялась, что до возвращения домой он сделает еще одну попытку. На обратном пути Огюст сел рядом со мной. Воспитательные меры завершены. Я огребла по полной. Первые километры мы проехали в гробовой тишине, я уставилась в окно и не отрывалась от дороги. Затем, чтобы не думать о ближайших неделях и не рисовать себе ужасные картины ожидающей меня неподвижности, я решилась раскрыть рот:
– Вы его давно знаете?
– Многие десятки лет, он спас мое колено, и благодаря ему я продолжал танцевать до солидного возраста.
– То есть он и впрямь так хорош? – В моем голосе прозвучала легкая ирония.
Огюст усмехнулся:
– Я знаю, в это трудно поверить, но да, он один из лучших.
– Нет, поверить не трудно… Просто он в некотором роде оригинал.
– Ты знаешь, что тебе делать?
Я посмотрела вверх, чтобы сдержать слезы, после чего перевела взгляд на Огюста. Его лицо было ласковым.
– Послушайся его, обойдись без глупостей.
Мне как-то удалось засмеяться. Правда, горько.
– Не знаю, что еще мне остается.
– Ты меня поняла, не геройствуй. Потерпи… не порть все. Несколько недель жизни – не так уж много. Жертва того стоит.
– Я знаю…
– Ты прекрасная танцовщица и признанный педагог, ученики тебя обожают. Если ты будешь вести себя разумно и позаботишься наконец-то о себе и своем теле, эта история скоро станет всего лишь неприятным воспоминанием и не более.
– Я не подведу, буду разумной.
Я сказала это искренне, без притворства. Я только что получила невероятно болезненную пощечину. Я страдала не только физически, мне как будто воткнули в грудь нож. На протяжении всей своей жизни я даже помыслить не могла, что однажды не буду танцевать. Невообразимо. Отказаться от танца означало для меня отказаться от себя. Лишить мое тело его естества, смысла его существования. Без танца я буду пустой оболочкой. Все предельно просто: я отказываюсь подвергать опасности свое равновесие, всю мою жизнь. Такой вопрос даже не стоит. Да, я ответственна за то, что со мной случилось, но теперь я обязана нести ответственность за свое выздоровление. Никто не обещает, что мне будет легко, но это уже другой вопрос, придется собраться с силами и хотя бы притвориться, будто я со всем справляюсь, чтобы никого не напрягать. Мой мобильник завибрировал, пришло сообщение от Эмерика:
