— Почему бы не сказать: безобразнее с каждым днем, а в воскресенье двойная порция? — возмутился один из духов, самый юный и самый злокозненный.
— Потому что правил без исключений не бывает, — ответствовал самый старший, самый сиплый и самый ленивый. — Кроме того, ежели раз в неделю она ощутит себя красавицей, в остальные дни ей придется куда горше. И, злорадно добавил он, — так будет продолжаться до тех пор, пока принцесса не отыщет колокол, который не звонит, звонить не может, не будет, и отлит был совсем с иной целью.
— Почему бы не вечно? — спросил самый юный и злокозненный.
— Ничто не вечно в этом мире, даже проклятие, — пояснил старший Колокольный Житель. — Кроме того, надо же оставить ей хоть какую-то лазейку. Только это все равно бесполезно. Она никогда не узнает, что же такое имеется в виду, а уж отыскать и подавно не сумеет.
На этом злобные Колокольные Жители вернулись на колокольню, и привели в относительный порядок уютную мебель из паутины и совиных гнезд, что понесла немалый урон и едва не развалилась на части, когда затеяли этот нелепый трезвон в честь рождения никому не нужной принцессы.
Когда принцессе исполнилось две недели, король заметил королеве:
— Дорогая, боюсь, что принцесса не так хороша собою, как мне казалось.
— Вздор, Генри, — возмутилась королева, — здесь просто плохое освещение.
На следующий день, а это было воскресенье, король отдернул кружевной полог колыбельки и молвил:
— Вот сейчас достаточно светло: погляди-ка сама, она… — Король замолчал.
— И впрямь все дело в освещении, — признал он. — Сегодня она прехорошенькая.
— Конечно, прехорошенькая, верно, лапушка моя? — проворковала королева.
Но в понедельник утром Его Величество укрепился во мнении, что внешность его дочери оставляет желать много лучшего — по меркам принцесс, разумеется. Однако когда снова настало воскресенье и малютку нарядили в парадное платьице и чепчик с белоснежными оборочками, король почесал нос и признал, что, без сомнения, платье наследницу весьма красит и что теперь совсем другое дело. Ибо в тот день принцесса была милее цветочка.
Прошло несколько лет, прежде чем королева, наконец, поняла, что в будние дни дочери ее, пожалуй, стоит одеваться поскромнее и прятать лицо под вуалью. Разумеется, по воскресеньям девочка щеголяла в лучших своих нарядах и в короне чистого золота, как любая другая принцесса.
Разумеется, никто не говорил принцессе, насколько она безобразна. По будням она носила вуаль, равно как и все прочие обитатели дворца, а в зеркало ей позволяли смотреться только по воскресеньям, поэтому бедняжка даже не подозревала, что первые шесть дней недели далеко не так красива, как на седьмой день. Засим ничто не омрачало ее счастья. Однако родители были в отчаянии.
