Митино счастье | страница 17





МИТИНА СЧИТАЛОЧКА
На пороге земной ступени
Ты меня отпусти от тени,
Тонкой нитью свяжи с землёю,
С тихим лесом, с волной морскою.
Я замру над глухой тропинкой
Между камушком и травинкой,
Как на ёлке стеклянный шарик,
Как бумажный хрупкий фонарик,
Как жучок в паутине тонкой.
Ты меня обойди сторонкой.
Дед Мороз или Бог Всевышний
Говорит мне, что третий — лишний.
Я вернусь к тебе лёгким снегом,
Грустных снов золотистой негой,
Летним солнцем, морским песочком,
Нежной нотой, волшебной строчкой,
Свежим хлебом, кофейным духом,
Голубым тополиным пухом,
Долгожданным светом в окошке,
Воробьём на твоей ладошке.
Ты любила меня когда-то —
К позабытому нет возврата.
Я тебя любил безответно —
Дай же мне уйти незаметно.


ОБ ЭТОЙ КНИГЕ

Здесь, в Петербурге, нам часто снятся одинаковые сны, пронизанные романтическим флёром литературных реминисценций и горьким ожиданием прозаического пробуждения. Кто из нас хотя бы раз не совершил волшебного полёта над замусоренной и разбитой, но всё же дорогой его сердцу петербургской мостовой? Для кого Дед Мороз не был достоверной метафизической реальностью, а расставание с его карнавальной маской — грустным признаком неизбежного взросления? Кто никогда не пытался выяснять отношения с собственной тенью, кому не доводилось испытывать восторг при виде бесконечного водного пространства, окружающего город и сливающегося у горизонта с небесами? Одним словом — читателю не составит труда узнать себя в Мите.

Многим покажется нестерпимым трагический финал повести. Не лучше ли было поместить на задней стороне обложки краткое пояснение наподобие заключительных титров к голливудским фильмам, в том духе, что «Митю удалось спасти, его позвоночник совершенно не пострадал… Ухаживавшая за ним в больнице Беатриса…»? — Впрочем, и в нынешнем варианте последняя сцена оставляет для главного героя некоторый оптимистический шанс, как и в случае с его бунинским прототипом: «Митя с наслаждением выстрелил…» — но состоялся ли выстрел?

Дмитрий Северюхин, в прошлом — физик и плодовитый изобретатель-электронщик, затем — живописец и организатор выставок, к настоящему времени приобрёл известность как автор монографий и справочных изданий по русскому искусству, а также как составитель фундаментальной истории ленинградского литературного самиздата, участником которого был сам в 1980-е годы. И вот — дебют Северюхина-новеллиста, если не брать в расчёт небольшой книжечки его литературных мемуаров, два издания которой вышли недавно крошечным тиражом и мгновенно стали библиографической редкостью.