— Рус Марья ист гут!
— Хороша паненка!
Приглашают Марью Ивановну к себе в гости.
Самолюбивой Вере Пальгул, крутящейся вокруг немцев, все это ох как не по вкусу, — глазами зыркает на неожиданную соперницу. А Самонина ей парочку ласковых слов: дескать, может еще кому скажешь, где мое барахло зарыто. Та рвет и мечет. Перехватила Крибуляка.
— Что-то вы нас забыли…
— К тебе вон какие ходят! — Капитан свел руки перед животам, намекая на пузатого фон Дитриха.
— А вам Самониха милей, да? Змея она подколодная!..
Бурынченко, наоборот, не прочь помириться, лебезит:
— Ах, какая ты нарядная да веселая!..
Что ответить этой дуре? Нужда заставит — будешь веселой. Однако отталкивать ее не следует: повадилась она к Андрею Иванычу с доносами на местных жителей. Пусть уж лучше кляузничает ему, чем кому другому. Да как точно информирует, дрянь! По крайней мере, всегда нетрудно понять, где и какие явки под угрозой провала, где и какие срочные меры надо принять, чтобы обезопасить людей И то польза партизанам!
Пробный выход на люди, кажется, удался. За капитана можно не беспокоиться. А повышенное внимание со стороны офицерья и приглашение в гости как раз кстати: партизанам нужен план расположения немецкого гарнизона в Дерюжной, и надо найти возможность туда проникнуть.
Одно огорчает: не так, как хотелось бы, не совсем по-товарищески ведет себя с нею Крибуляк. Что-то не похоже, чтобы его ухаживания были только для отвода глаз. Поцелуи неоправданно часты, рука слишком долго задерживается на ее талии. Наедине он говорит все то же, что и при людях. Глянет на нее и залюбуется: «Молода, как девочка». А глаза? Разве не ясно, чем он дышит! Эту ночь они должны провести под одной крышей. А сколько будет таких ночей. И, возможно, придется спать в одной постели… Конечно, он не мертвый, от искушений не застрахован, это она тоже понимает. Но пусть не тешит себя пустой надеждой!..
Между ними все, что надо, обговорено, осталось только это. И он молчит, сидя на диване, сосредоточенно курит. И она молчит, не зная, как приступить к необычному разговору. Нина у матери. Значит, разговор не отложишь, надо говорить сейчас.
— Андрей Иваныч, только, пожалуйста, когда вы со мною, не считайте себя мужчиной…
— Как так?! — Крибуляк удивленно вскинул брови и расхохотался. — Можливо ли?.. А кем же мне себя считать?
— Моим братом!..
Не выдерживая под ее строгим, усталым взглядом, он молчаливо отводит глаза, улыбается застенчиво, щеки его заметно розовеют.
