– Ок, – сказала она и попятилась к двери. – Я приду домой около шести. Если хочешь, закажем пиццу.
Мне стало плохо от одного упоминания еды, но я заставила себя кивнуть.
– Обязательно. Звучит здорово.
Мне так отчаянно хотелось, чтобы она ушла, я мечтала снова заснуть и провести весь день в постели. Но мама все мешкала, она осторожничала и была чем-то взволнована.
Мне пришло в голову, что, может быть, она на самом деле за меня переживает. Поэтому я поборола желание закрыть глаза и уснуть. Вместо этого я снова бросила на нее взгляд. И конечно же, она смотрела на меня, но теперь я заметила, что она волнуется, морщинки у нее на лице обозначились четче. Она попыталась улыбнуться, но улыбка быстро исчезла, уступив место хмурому выражению лица.
– Мам, со мной все будет в порядке, – мягко сказала я, пытаясь ее утешить. – Правда.
Казалось, мои слова вывели ее из транса, и она коротко кивнула, а затем перевела взгляд.
– Хорошо, – выдала она. Ее тон был очень деловым.
Я не смогла сдержать улыбку: в этом-то и все дело, у моей мамы два лица. Я всего несколько раз видела проблески той прежней женщины, которой она была раньше – доброй, любящей, заботливой. Здорово, что она взбиралась вверх по карьерной лестнице, но дома она выглядела другой: она как будто стала вести себя одинаково что на работе, что в семье – прохладно и отчужденно. И только когда я мельком видела ту, кем она была раньше, например, как сейчас, когда она стояла у меня на пороге и выглядела озабоченной, я понимала, что она все еще моя мама, та, кого я знаю всю жизнь. Но по тем или иным причинам мы обе изменились, похоронив старых себя глубоко внутри.
Мы всегда звонко сталкивались лбами. И я уже и не думала, что прежняя мама когда-нибудь вернется. Но мне было приятно видеть ее такой, и неважно, насколько краток этот миг.
Я закрыла глаза, а она вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь. Я уснула задолго до того, как она дошла до парадной двери. Ощущая умиротворение, я снова впала в забытье.
Настойчивый звонок стал действовать мне на нервы.
Кто-то уже несколько минут звонил в дверь, а я игнорировала звонок в надежде, что кто бы это ни был (судя по всему, пришел торговый представитель), он потеряет терпение и уберется восвояси. Но в дверь ломились уже по меньшей мере минут пять и, похоже, прекращать не собирались.
Я чувствовала слабость. У меня раскалывалась голова, а жар стал еще сильнее, чем утром. Я не хотела вылезать из постели, не хотела вставать и проделывать весь этот долгий путь вниз только ради того, чтобы открыть дверь человеку, с которым не хочу разговаривать. Тем не менее я сумела стащить себя с постели и, шлепая по ковру, спуститься вниз; я все еще была в пижаме, волосы всклокочены и завязаны в неопрятный узел, на плечи накинуто одеяло.
