Я с первого взгляда понял, что этого здоровенного малого угораздило довериться Омару Палаточнику. И без того широченные плечи еще и подложены, шорты такие короткие, что, когда хозяин их сел, его волосатые ляжки оказались у всех на виду, сорочка в оборках, которая, возможно, хорошо смотрелась бы на корове.
Но свое мнение я оставил при себе и на последний полуимпериал угостил его выпивкой, сочтя это выгодным вложением капитала, – известно, как космолетчики обращаются с деньгами.
Мы сдвинули стаканы.
– Ну, чтоб сопла не остыли!
Так я в первый раз допустил ошибку насчет Дэка Бродбента. Вместо обычного: «И ни пылинки на трассе» или, скажем, «Мягкой посадки», он, оглядев меня с ног до головы, мягко возразил:
– С чувством сказано, дружище, только с этим – к кому-нибудь другому. Сроду там не бывал.
Вот тут бы мне опять-таки не соваться со своим мнением. Космолетчики вообще нечасто заглядывают в бар «Каса Маньяна» – не любят они подобных заведений, и от порта не близко. И раз уж один такой завернул – в «земном» наряде, да еще забрался в самый темный угол и не хочет, чтобы в нем узнавали космолетчика, – его дело. Я ведь и сам выбрал этот столик, имея в виду обозревать окрестности, не засвечиваясь, – наодалживал по мелочи у того, у другого. Ничего особенного, однако иногда достает. Так мог бы и догадаться, что малый тоже себе на уме, и отнестись соответственно…
Но язык – он, знаете, без костей. Мелет сам по себе что ни попадя.
– Не надо, ладно? Как говорится, моряк моряка… Так что если вы – крот, то я – мэр Тихо-Сити. И могу поспорить, на Марсе пьете куда чаще, чем на Земле, – добавил я, подметив, как плавно он поднимает стакан, – сказывается привычка к невесомости.
– Сбавь голос, парень, – процедил он, почти не шевеля губами. – Почему ты так уверен, что я… «дальнобойщик»? Мы что, знакомы?
– Пардон, – отозвался я, – будьте кем угодно, имеете право. Но я же не слепой! А вы только вошли – с головой себя выдали.
Он что-то пробормотал себе под нос.
– Чем это?
– Да успокойтесь. Вряд ли еще кто заметил. Я – дело другое.
Сознаюсь, люблю производить впечатление, и с этими словами я подал ему визитную карточку. Да-да, именно! Тот самый Лоренцо Смайт – Великий Лоренцо, един во всех лицах: стереовидение, кино, драма – «Несравненный мастер пантомимы и перевоплощений».
Все это здоровяк принял к сведению и сунул карточку в карман на рукаве. Мог бы и вернуть, с досадой подумал я. Визитки – прекрасная имитация ручной гравировки – обошлись мне недешево.
