– Эй, ку-ку! – Джули махала руками у него перед носом.
Чтобы не выдать своей заинтересованности в Мисс Баклажан, он перевернул страницу и стал смотреть на другую красивую девушку в красивом платье, на этот раз титанового цвета с титановыми волосами и титановым полупрозрачным браслетом над локтем. Мисс Титан его совсем не впечатлила. Он остался к ней так же холоден, как пингвин на айсберге. Интересно, чем в эту секунду была занята Мисс Баклажан на своей страничке и что бы она с ним сделала, если бы у них вдруг появился шанс сбежать вместе в какую-нибудь очаровательную баклажановую страну.
Он попытался представить Джули в роли баклажанной любви всей его жизни, но безуспешно. Вместо этого она представлялась ему в рогатом шлеме Валькирии, в кольчуге вместо свадебного платья, бегущей по Бродвею и пугающей прохожих и водителей. Роста она при этом была трехметрового, из глаз у нее извергалось пламя, а сзади развевались красивые блестящие волосы.
Джули забрала у него журнал и в упор посмотрела на него.
– Ты раньше не был таким… странным.
– Разве? – Джонатан был искренне удивлен.
Он не помнил себя менее странным, чем сейчас. Как раз наоборот, по его ощущениям, он всегда был примерно на том же уровне странности, как и сейчас, а может, даже и на более высоком. Если кто-то и менялся, то это Джули. Она становилась все более похожей на стереотипную картинку молодой и амбициозной жительницы Нью-Йорка.
– Прости, – сказал он, взяв ее за руку.
Он очень хотел быть таким, каким она хотела его видеть. Это настолько бы все упростило.
Джули заказала на десерт тонкий блинчик по-французски, и, когда его принесли, оказалось, что он как-то не так выглядит. Она указала на это официанту, который был далеко не француз, и на того было жалко смотреть.
– О, мадам, это по ошибке. Примите мои глубочайшие извинения.
Несмотря на то, что родился он где-нибудь в пригороде Варшавы, фразу про извинения он произнес почти что на французский манер и сгреб со стола десерт с преувеличенно французским достоинством.
Джонатану взгрустнулось, когда забракованный блин унесли на кухню и выбросили. Он ощущал некое единение с этим чуть сморщенным липким существом, которое Джули отвергла. Второй десерт прибыл более румяным, хрустящим и идеальным, и Джули тотчас же впилась в него зубами, а Джонатан сидел и представлял, как бы он взял сейчас с кухни первый блин, принес его домой и окружил любовью и вниманием, которых ему отчаянно не хватало.
