Я спасен. Дуликов — робот. С него можно в год собирать три урожая.
Премию трудяге все же придется срезать.
Эльвирке дам полностью. Так надо. При последнем обходе Главный остановился у ее доски, перемолвился, похвалил вариант узла (мне пришлось самому набросать этот вариант).
Через полчаса — звонок шефа.
— Григорий Александрович, как с ЭП-2?
— Трудно с людьми. То есть, не хватает…
— Вам трудно? Вы устали, Григорий Александрович?
Молчу. «Вы устали» — это страшно.
— Не умеете работать с народом. Мобилизовать всех на ЭП-2. Почему вы с обеда отпустили Плешкину? Думающий конструктор. Вы мне ее испортите. Вам дали Неменову, Дуликова. По журналу командировок посчитайте усидчивость по отделу и доложите на техсовете.
Частые гудки.
Дали Неменову. Лучше бы ее у меня взяли. И не заикнешься. Здесь свои стандарты: — «Не умеете воспитывать».
Ну, положим, Эльвирку «застукали» в проходной. А Дуликов? Ведь только что…
Ничего не скажешь, служба… э-э… информации у Главного на высоте.
— Евгений, — звоню Бернеру, — А ты уже доложил?
— О чем?
— Ну, об ЭП-2. Что героически отдаешь Дуликова.
— Поди ты к черту!
— Не вешай трубку. Дай Дуликова. Василий Конд-ратьевич, кому говорил об ЭП?
— Никому. Постойте, курил с Прохоровым… — не может соврать Дуликов.
Да, не видать премии Дуликову.
Прохоров. Про-хоров…
Кроме выпуска стенгазеты он, кажется, ничего не делает, следственно, не ошибается. Премия у него железная и, почему-то, по всем объектам.
Почему-то! Теперь ясно почему.
Надо по-быстрому дать ему «Что кому снилось» для номера к восьмому марта.
Затем коэффициент шефу…
Невредно заготовить рапорт о переводе инженера Э. Н. Плешкиной из конструкторов третьей категории во вторую…
Затем дамы Бернера…
Выждать, претерпеть, выстоять.
Дружно стучат ящики столов, дверки шкафов. Инициативные сотрудницы образовали стартовую группу у двери.
День-то кончился, а я так и не «прошелся по доскам»!
Поездка в метро в час пик меня не сердит, а забавляет.
Где еще вы сможете так досконально изучить строение глаза или уха, как не у прижатого к вам пассажира?
«Освежи себя вином и подкрепи яблоками».
По дороге к автобусу я выпил стакан портвейна в «автопоилке», закусив яблоком «джонатан».
Мокрый снег. Поднимаю воротник. Моей нет еще на остановке.
Автобус, по-видимому, только что отошел, — у столба одна женщина. Женщина повертывается ко мне лицом… Вера!
— Гриша, прости… Я ехала с тобой. Какой ты измученный, Гриша, тебе тяжело, я знаю. Как хочу тебе помочь! У тебя становление… Говорю не то… Опять о службе! Боже мой, неужели я прежде всего чиновница… Это ужасно! Знаю, знаю, ты ее встречаешь здесь, на остановке… Едете вместе… с сумками… Гриша! Я здесь не первый раз. Унижаю себя, жду у этой мерзкой поилки, а… не могу иначе. Вон она идет. Я ухожу. Как далек сентябрь! Гриша, в сентябре?!
