– А когда и где видели Бориса Савинкова в последний раз?
– В ноябре тринадцатого года в Стокгольме, ещё до каторги и ссылки.
Сейчас я член ГубСовета Читы.
– Угу, угу, – внимательно слушал её товарищ Ян Карлович, – а здесь как оказались?
– Познакомилась с товарищем Пильтусом в ресторане, он пригласил меня сюда.
– И приехали вы, значит, с ним сюда…
– Да. На квартиру к нему нельзя было.
– И товарищ Пильтус оказался… Не товарищем Пильтусом.
– Да, именно.
– И тут вы его…
– И тут я его…
– И чем же вы его?
– Этим, – Ракель Самуиловна показала «Браунинг».
– Угу, угу, – задумчиво говорил Ян Карлович. И продолжил, – а как он вас сюда уговорил ехать, в такое-то место, чем заманил?
– Ну, во-первых, у него был автомобиль, а вокруг было темно, – Ракель Самуиловна замолчал, но потом решила не врать, ведь всё равно узнают и сказала, – и потом он предложил мне три червонца.
Стоявший рядом и слушавший их разговор молодой товарищ Тыжных чуточку обалдел и молчаливо вознегодовал, услышав это: Да как такое может быть! Товарищ член ВКПб с шестнадцатого года, член ГубСовета Читы и вдруг на квартиру, да в таком нэпманском виде, ночью, да ещё за деньги. У него лицо потемнело, и даже фуражка задвигалась сама на голове. Он готов был уже даже и сказать, что– нибудь, что нарушило бы субординацию, но сдержался. Хотя и с трудом.
А товарищ Эгунд не обратил никакого внимания на слова женщины, и спокойно сказал, кивнув головой:
– Ну что ж, пойдёмте, поглядим вашу ящерицу.
И они пошли в дом, хотя товарищу Незабудке вовсе не хотелось заходить в него.
Ящер так и лежал в комнате, света было мало, и Ян Карлович присел на корточки рядом с ним и стал рассматривать удивительную тварь. А Свирид Тыжных стал осматривать стены, кровать, и коридор, и другую комнату, гремел там тазами, ронял дрова, лез во все щели. Он был ответственным человеком, которому не было нужды давать указания.
– Значит, вы выстрелили шесть раз, – продолжил Эгунд.
– Никак он не хотел прощаться, – отвечала товарищ Незабудка. – Ему всё было мало.
– А где автомобиль, вы ж приехали сюда на авто.
– Его шофёр уехал на нём, когда понял, что с его руководителем покончено.
Тут пришёл товарищ Буханкин и доложил:
– Товарищ Эгунд, никто ничего не видел, и не слышал, да и говорить никто не хочет, что не удивительно, здесь в Марьиной Роще элемент проживает не пролетарский, а вовсе даже асоциальный.
Эгунд опять кивал головой, раздумывая о чём-то, потом продолжил, поднимаясь с корточек:
