Ко второй группе относятся те случаи, когда объект обмана и объект благодеяния не совпадают, различны. Здесь один субъект обманывает другого во имя блага третьего (или же во имя собственного блага), и задача оценки добродетельности такого обмана, естественно, усложняется. Эта группа, таким образом, подразделяется на два разряда: 1) когда объектом благодеяния для совершающего обманное действие служит другой субъект;
2) когда объектом благодеяния для совершающего обманное действие выступает он сам. Разумеется, критерием добродетельности для всех случаев такого рода является соблюдение основных норм нравственности и справедливости, их моральная приемлемость в рамках данного общества.
Рассмотрим различные примеры, относящиеся к обоим разрядам, что позволит лучше осмыслить природу добродетельного обмана и близкие к нему феномены, относительно которых трудно сделать вполне определенное заключение (касающееся именно качества добродетельности).
Весьма обширный круг явлений первой подгруппы можно условно обозначить как ситуацию «Штирлиц-Мюллер». Это - обманные действия субъекта, направленные против общественно санкционированного врага. Вспомните образ Штирлица, созданный Тихоновым: искусный, изобретательный обман одобряется зрителем, вызывает его восхищение. Успешный обман врага, наносящий ему ущерб, оценивается как добродетельный поступок и официально поощряется (общепринято в отношении разведчика, полководца, политического деятеля и др.). Наоборот, сообщение врагу правдивой информации, в которой он заинтересован, - даже под угрозой лишения жизни - рассматривается не только как аморальный поступок, но и как преступление, предательство.
Непосредственным объектом обмана тут выступает не только «Мюллер», но и институциональные субъекты различных рангов (вплоть до «государства», «рейха»), но во всех случаях успех достигается только посредством обмана отдельных лиц. Объектом же благодеяния здесь всегда является собственный народ (страна, государство).
Известно немало примеров, когда во имя справедливости и чести люди, обладавшие большой силой духа, даже при жесточайших пытках не открывали тайны тирану. Такой образец силы духа проявила во времена Нерона вольноотпущенница Эпихарда (см. подробнее в приложениях).
К первой подгруппе относятся и другие, весьма многообразные случаи. Скажем, я скрываю от болтливого, легкомысленного человека некоторые сведения, касающиеся моего друга, ибо убежден, что распространение этих сведений чревато их неверным истолкованием и способно повредить моему другу. Тем более справедливо скрывать подобные сведения от людей злонамеренных, низких, склонных к клевете, к сплетне, к злорадству и доносительству. Но их сокрытие от таких людей, требующее нередко искусной дезинформации (ибо эти люди весьма активны в своем любопытстве) есть, конечно, обман, который тем не менее является морально оправданным.
