— Хороша справедливость! — не выдержал я. — Вы поработили народы, которые жили до вас в полном благополучии. Крейоны были рабами у ши? Пусть так. Но разве вы не оставили их в рабстве? Я сам был рабом, знаю, что говорю.
— Вот именно. Ты был рабом, но не смирился со своей участью. Ты выбрал свободу, сделал свой выбор. И это вызывает уважение даже у твоих врагов. Тот, кто покорно терпит оковы рабства, кроме презрения не заслуживает ничего. Крейоны могли поступить так же, как их соседи-ротвинги — взять в руки оружие и сражаться с нами. Но они предпочли отсиживаться в своих домах, наблюдая, как мы убиваем ротвингов, ничем не помогли им. Можно ли с уважением относиться к такому народу, Лэйрдганатх? Они были покорными рабами ши, остались такими и при нашем владычестве. Разве это несправедливо?
— А как же ши? Их вы тоже согнали с земли, которой они владели?
— Опять же закон войны. Наши боги оказались сильнее демонов ши. С их помощью мы одолели врага. Так устроен мир — побеждает сильнейший. Придет время, и мы окончательно завоюем Саратхан.
— Ну, это вряд ли, — сказал я. — Я знаю, что из себя представляют ваши боги. Лукавишь, гроссмейстер.
— Не тебе судить о Вечных. Их облик внушает страх всякому, кто враждебен нам, но они милостивы к нам, сыновьям Айтунга, и мы знаем это. Наша вера освящена кровью наших предков. Другой мы не хотим, и всякий, кто противится законам Айтунга, будет сметен с лица земли.
— А давай я скажу тебе, что на самом деле случилось, гроссмейстер. Я вижу, ты прекрасно знаешь, что случилось после того, как де Клерк попал в ваш мир. Сам того не желая, он открыл Элодриан для темных сил из нашего мира. И вы, все вы, называющие себя вальгардцами, порождены этими силами. Все, что ты говорил мне сейчас, было и в нашем мире. Прикрываясь красивыми словами о доблести, вере, справедливости, храбрые и мужественные люди вроде тебя тысячами тысяч убивали мужчин, женщин, детей, сжигали города, обращали в рабство целые народы. И всему находилось оправдание. Когда я слышу речи о праве сильного, о воинской доблести, о рыцарской чести, я чувствую запах крови и слышу плач осиротевших детей, гроссмейстер. Я мог бы многое тебе рассказать, но ведь тебя все равно не переубедишь.
— Конечно. Я знаю, что прав. А ты рассуждаешь, как прекраснодушный и наивный мечтатель. Ты представляешь себе прежний Элодриан прекрасной страной, миром красоты и благополучия. Дивные леса, цветущие сады, великолепные города, населенные счастливыми беззаботными людьми, которые наслаждались творчеством и любовью и дружили с волшебными животными, созданными ши для их увеселения! — Валленхорст несколько раз похлопал в ладоши. — Уверен, именно так описали тебе этот мир твои друзья ши. Но все было совсем не так. Этот мир гнил изнутри. Он был поражен страшной заразой, имя которой — потеря смысла бытия. Люди, освобожденные от необходимости борьбы за выживание, от конкуренции, от повседневных тягот, вырождались. Мужчины разучились работать, зарастали жиром и проводили время в пьянстве и азартных играх, женщины превращались в похотливых самовлюбленных сук, готовых на все ради новых удовольствий: сумасшедшие ученые изводили горы бумаги, плодя бессмысленные трактаты, художники, опившись дурмана, рисовали то, что рождало их больное воображение. Эти люди не были в состоянии создать хоть что-нибудь путное. Все свое время они проводили в поисках удовольствий, и единственными их занятиями стали застолье и производство себе подобных идиотов. Опека ши сделала их неспособными ни к труду, ни к сопротивлению. Знаешь, почему восстали ротвинги? Не потому, что у них отняли землю, не потому, что вальгардцы забирали у них скот, женщин, имущество. Король Хлогьярд запретил им варить самогон, и только тогда они восстали. Они не могли жить без своего пойла. Вот каков был мир, в который мы принесли Слово, данное нам де Клерком!
