— Родители живы!
— А невеста поплачет с полгодика и замуж выйдет.
— Она не такая!
— Значит, прорыдает год или два.
— Ну, один-то я на такую толпу и не полезу.
— А что будешь делать?
— Бросим весла, ляжем на дно.
— А враги уже нашли лодки, набились в них и поплыли вас резать.
— А мы встанем, схватим луки, прицелимся…
— И будете утыканы стрелами, как ежик иголками.
— А щит…
— Будет мешать стрелять из лука.
Матвей еще подумал и понурился. Что ж ты молодец не весел, буйну голову повесил?
— А хорошо было бы сделать вот что: лежать за бортами ушкуя. Внезапно высунуться из-за досок, и, молниеносно прицелившись, стрельнуть в чужих.
— Поиграть в ежа?
— Лучник за это время прицелиться не успевает. А тебе, с заряженным самострелом, много времени на это не надо. И что хочу отметить: в других землях обычно на десять ратников один с арбалетом. И вот прикинь, как на разных кораблях, в разных их местах, резко поднимаются люди, в разное время, четырнадцать человек, с неведомым для степняков оружием, очень быстро стреляют и исчезают за бортом.
Матвей уже был охвачен идеей.
— Это ведь и лодки им можно пробить!
— А они деревянные?
— Откуда у степняков что добротное, кроме луков. Сабли, и те у русских стараются купить. Или, кто побогаче, берут из дамасской стали. В неведомом Дамаске делают. Слыхал про такой?
— Я там жил как-то.
На самом деле только читал о нем. Ушкуйник разинул рот от удивления.
— Это что, страна такая?
— Крупный город.
— А где?
— Далеко на юге. Жарко там очень и сухо.
— А что за народ?
— Арабы.
— Нехристи?
— Мусульмане. Но и христиан немало.
— Католики?
— Они там православие раньше нас приняли.
— Как это?
— А так. Они прежде принадлежали Византии, Константинополю.
— Не знаю.
— Знаешь. Только называешь по-другому. У нас его зовут Царьградом.
— Да вся наша вера пошла оттуда! А у католиков Рим какой-то.
Я не стал вступать в теологические беседы, и мы продолжили.
— А тебя как туда занесло?
— Угнали в рабство.
— Кто?
— Я их языка не знаю. Потом арабам продали.
— Ты там долго прожил?
— Год.
— А как толковал с ними?
— Там был раб, украли еще пареньком из Киева. А сейчас он уже живет в Дамаске лет десять, язык выучил хорошо, переводил мне.
— А что ты там делал?
— Считал, я в этом силен.
— Кого считал?
— Числа. Меня монах в Ипатьевском монастыре учил.
— Ты из церковников?
— Да нет, просто ходил к ним. Пилил, колол дрова — в общем, делал все, что мог. А монахи объясняли, как читать, писать и считать, срисовывать с картинок (по юности любил рисовать. Самое странное, что только левой рукой. Все остальное уверенно делал правой.).
