— Социализм не распутный бег, он не прикатит в Лабудовац в карете, — с этого я начал. И, оперируя цифрами, — а лучшего горючего для запуска фантазии нет, — убедил их в том, что, когда лесопилка начнет давать продукцию, у нас появятся первые деньги, с помощью которых забьется сердце социализма. Рассказав о наших будущих заработках, я стал рисовать им будущий Лабудовац. Я прокладывал прямые, длинные и широкие улицы, а мои слушатели высовывались из-за своих углов и, разинув рот, глядели на эти белые, прямо-таки царские дороги. Двумя ладонями и грудой слов я строил в долине красивые здания и селил в них поочередно всех присутствующих, а они, робко топоча деревянными башмаками перед мраморными лестницами, смотрели на меня с таким страхом, с каким смотрит скотина на новый хлев. Я открывал шикарные рестораны и перечислял блюда, а они глотали слюну и облизывались. Я вел их в театры, кино, цирки, в огромные, залитые солнцем залы, где на забаву им собрал чудеса со всего белого света.
Строительство Лабудоваца я закончил памятником павшим воинам, вознесшимся выше облаков.
Слушатели мои оцепенели, застыли, глаза будто остекленели. И наконец тишину прорезал тоненький, едва слышный всхлип старшего Воича:
— Дане, а кутузка где будет?
Взрыв смеха грозил снести мои замки, и я поспешил обрушить на него ураган ненависти.
— Для тебя, дядюшка, всегда найдется каморка с хорошим замком. Как раз по твоим заслугам.
У Марко-комитетчика хватило ума взять на вооружение мои слова.
— Слышали? — крикнул он, потрясая палкой. — И чтоб мне больше никаких отговорок. Хоть на карачках, а на работу выходить! Такой распрекрасный социализм нас ожидает, а мы копаемся, как буржуйские бабы. Вставай! Хватит языки чесать, берись за кирку! Товарищ Данила, от имени фронтовиков спасибо тебе за лекцию. Больно складно у тебя вышло…
Йованка осталась, присела рядом со мной на доски.
— Дане, а ты часом не болел мозгами?
— Твой покойник как-то огрел меня колом по башке… до войны еще. Помнишь?
— Мелешь порой незнамо что.
— Когда это я молол?
— Да хоть бы сейчас. Про Лабудовац. Или ты дурак и сам веришь в свои бредни, или — хитришь, морочишь нам голову.
— Не веришь?
— Дане, а неужто ты веришь?
— Ты меня знаешь. Кабы не верил, бросил бы все.
— Ничего путного ты здесь не сделаешь. Разливайся, сколько хочешь, за то тебе и деньги платят, бросить ты не можешь, раз начал. Но мне-то впереди ничего не светит. Даже самого малого не досталось…
