Я же хочу перебраться в первые ряды. Никто и никогда в моем роду в тылах не отсиживался. Оградил господь от этого позора.
Сначала я потыкался носом во все витрины от «Албании» до «Славии», потом прошвырнулся от Калемегдана[9] к «Лондону», надеясь встретить какого-нибудь земляка, бросившего якорь в Белграде, — чем черт не шутит, вдруг поможет.
Натрудив вконец ноги на твердом асфальте и наслушавшись всех языков и наречий Югославии, я зашел в «Балканы»[10] выпить ракии и посидеть в молчании часика два-три.
План у меня был. В Сараеве операция прошла успешно. Одному злосчастному подриньскому селу выделили лесопилку. Но денег у них не было. Продай они даже весь свой скот и землю, они не наскребли бы нужной суммы. А у меня было хотя бы столько, сколько требовалось внести в уплату той незначительной доли стоимости, какую взимало государство из уездных ассигнований на сельское хозяйство. Значит, в Сараеве я получил — локомобиль, динамо-машину, одну пилораму, две циркульных пилы и кой-какую мелочь. Правда, я просил еще, но плановая комиссия добавок не дает. Получил — проваливай. Дадут мяса — ешь и помалкивай! Навалят тебе костей — глодай втихомолку! Мне отвалили целый противень баклавы. А теперь в Белграде надо выклянчить пряностей, чтоб посыпать эту баклаву.
Я сидел в «Балканах», потягивал ракию и ждал случая, какого-нибудь легкого толчка, который повернет ключ в моторе моей воли.
Жирная муха, истомленная зноем и духотой, уселась на мой столик и, похоже, собиралась мозолить мне глаза до тех пор, пока я сам не сбегу отсюда. И только я встал, как мотор заработал.
Я гордо зашагал по Теразиям[11]. Анемичная, кормящаяся по карточкам публика расступалась передо мной. У меня-то плечи с тротуар, и ростом бог не обидел, а на плечах запросто вынесу из зала заседаний стол президиума среднего размера.
Белград полноводной рекой тек подле меня, в военной униформе, в перешитых шинелях, в полугражданской одежде, в солдатских башмаках, сапогах, довоенных остроносых ботинках «шимми», в сандалиях и опанках всех видов — от албанских со множеством ремешков до белых плетеных черногорских и на добротных подковках с острова Вис. Город бороздят джипы и редкие стыдливо-элегантные лимузины, каких еще не покупают на собственные деньги. Пенсионеры щеголяют в пилотках, а бывшие воины ходят с непокрытой головой, кроме тех, разумеется, кто не снял еще униформы. Барышни все еще немножко напоминают наших боевых подруг, сапожки и щеголеватые юбки из английского офицерского сукна говорят, что их владелицы идут в ногу с временем, и все же в них уже начинают проглядывать прежние барышни… Нынешним холостякам и тем, кто оставил своих жен на селе, скромность в женщинах порядком поднадоела. Да и сами белградки всегда предпочитают Белград нынешний Белграду ушедшему. И ведут себя сообразно этому.
