Выскочив на опушку, я мчалась вперед, пока резко не натянула поводья, увидев впереди овраг. Соскочила с кобылы, бросилась к краю и замерла.
Азазель лежал в самом низу на боку, тяжело дыша, а герцог стоял над ним, направив на коня дуло мушкета (Или как тогда назывались эти длинные пистолеты? С историей у меня все же, оказывается, большие проблемы)
– Нееет! – крикнула я и побежала вниз, глядя, как голубые глаза коня смотрят на своего палача и как тяжело дышит несчастный. – Не стреляйте!
– Он сломал ногу! – с горечью ответил герцог и поморщился, – это конец. Гуманней пристрелить жеребца. Не приближайтесь, он опасен.
– Это вы опасны! – я проигнорировала вытянутую с мушкетом руку, с натянутыми канатами вен и напряженными пальцами, сжимающими ствол. Приблизилась к коню. Тот тихо заржал и дернул ногами, громко фыркнул, тряхнул серебристой гривой.
– Я сказал — отошла в сторону! Раненый жеребец может быть опасней волка или медведя!
– Когда вы в него целитесь, конечно! Он все чувствует и понимает! Уберите ваш пистолет!
– Что убрать?
– Вот эту штуку уберите! Я посмотрю ногу коня.
Опустилась медленно на колени. Конь действительно очень боялся, он весь дрожал и покрылся потом. Думаю, он тоже знал, кто из них здесь опасней волка или медведя.
– Красивый мой… тшшш.. тихо. Я тебя не обижу. Посмотрю, что с тобой. Ты мне позволишь?
Конь повел ушами и устремил свой невыносимо пронзительный взгляд на меня. Я склонилась над его ногой, одной рукой потянулась, чтобы погладить, но конь дернулся, словно не позволяя.
– Это не больно, я только приласкаю тебя. Да, вот так.
Все же тронула взмыленный круп и погладила шерстку.
– Какой же ты красавец, ты бы видел себя, насколько ты прекрасен.
Продолжая гладить, склонилась к ноге, рассматривая рану.
– Здесь нет перелома, ветка проткнула ему мякоть, и то, что вы приняли за торчащую кость, – кусок деревяшки. Ее надо вытащить, туго перевязать коню ногу, и при надлежащем уходе все очень быстро заживет.
– Ну так вытаскивай.
Я обернулась на герцога – тот уже опустил мушкет и теперь смотрел на меня с нескрываемым раздражением.
– Давай. Вытаскивай, а ты… – он перевел взгляд на коня, – одно твое неверное движение, и я тебя пристрелю. Понял?
Я продолжила поглаживать коня по боку, а сама взялась за ветку и попробовала потянуть, конь вскинулся, задергался, чуть не прошиб мне голову копытом.
– Не стреляйте. Нет!
– Никто не вытащит эту деревяшку! Проклятый черт не дастся.
– Дастся! Я закрою ему обзор собой, буду гладить его и говорить с ним, а вы вытащите ее.
