— Люблю? — спросил я себя, оборачиваясь к Джесси.
Джесси шла на шаг позади, склонив голову чуть-чуть набок, вдыхая холодный воздух. Почувствовав взгляд, подняла глаза, нагнала, коснулась плечом. Люблю, люблю. Как можно не любить её? Родная, такая знакомая, вся моя. Мы шли под фонарями, хрустя свежим снегом, оставляя следы — мои большие, её маленькие. Снежинки мягко садились на её спину, на её плечи. Мягкий сумрак, редкие запоздалые прохожие. Впереди под деревьями резвились влюблённые — он хохотал, бросал в неё снегом, она уворачивалась, хватала его за руки, тянулась к шнуркам шапки. Совсем молодые. Проходя мимо, с улыбкой наблюдаем за ними. Поворот к шоссе. Погуляем дальше или назад, домой? Морозно, но в такой тихий вечер хочется подольше под небом. Свернули.
И оказались почти лицом к лицу с той вчерашней парой: высокий круглолицый он в пуховике с меховой оторочкой, грациозная она с чуть вытянутой головой, с аккуратными ушками.
— Зажигалки не найдётся? Свою дома забыл, а купить здесь негде, закрыто всё уже.
Пока он прикуривал, я смотрел на его спутницу. Сегодня она понравилась мне ещё больше: среднего роста, фигура округла, женственна, но подтянута, скрытая сила в движениях. Коричневая шубка, свет фонарей переливается на изгибах форм, вспыхивает на кончиках шерстинок. Смотрит в ответ, чуть прищурясь, а в лице то ли интерес, то ли жалоба. Отвернулась, переступила стройными ногами. Её спутник, дымя сигаретой, уже несколько секунд протягивал мне зажигалку назад, но протягивал неторопливо, как бы наполовину, наблюдая за мной.
— Хороша погодка! И всю неделю такую обещают.
— Да.
— Ну, счастливо!
Через минуту я обернулся и застал их на повороте, уже полускрытыми углом дома: её узкая гибкая спина, упругий шаг. Скрылись.
Ночью, обнимая Джесси, лаская её нашими любимыми, привычными путями, я думал: «как её зовут, ту?» Она не шла у меня из головы. Джесси отвечала мне, прижималась, дышала горячо и ласково, и я чувствовал благодарность. Я целовал её в губы, сжимал шею, зарывался лицом, огонь разгорался — но мне вдруг исподволь представилось, что не Джесси, а та в моих руках. И я вспыхнул, и отдался фантазии, и было так упоительно — она, она, коричневая жаркая шубка, гибкая спина… Но нет! Я вскочил. Что за наваждение! Я пошёл на кухню, зажёг свет, напился из-под крана. В ночном окне чернота, бледные отражения шкафчиков, бледное лицо. Постыдная слабость. Но как её зовут? Вернулся в комнату, сел, нащупал одеяло. Джесси уже спала.
