Фиссолини вновь посмотрел на дона.
— Накажите меня, но помилуйте моих людей. Они выполняли мои приказы. У них семьи. Вы погубите целую деревню, если убьете их.
— Они же мужчины, которые должны отвечать за свои действия, — с нотками сарказма в голосе ответил дон. — Я оскорблю их, если они не разделят твою судьбу.
Вот тут Асторре своим детским умом осознал, что речь идет о жизни и смерти.
— Дядя, отпусти его, — прошептал он.
Дон не подал вида, что услышал его.
— Продолжай, — бросил он Фиссолини.
— Я не собираюсь вымаливать у вас свою жизнь. Но эти десять человек — мои ближайшие родственники, моя семья. Если вы убьете их, погибнут их жены и дети. Трое из них — мои зятья. Они полностью мне доверяли. Выполняли любой мой приказ. Если вы позволите им уйти, перед смертью я заставлю их принести вам клятву верности. И они мне повинуются. Иметь десять верных друзей не так уж и плохо. Мне сказали, что вы великий человек, но люди действительно становятся великими, когда способны проявить милосердие. Разумеется, это не должно войти в привычку, но один раз никому не повредит, — и он улыбнулся Асторре.
Дон Раймонде Априле не в первый раз оказывался в подобной ситуации, так что о решении своем он знал заранее. Он не верил в чувство благодарности, наоборот, пребывал в твердом убеждении, что научить человека чему-либо может только смерть. А потому бесстрастно посмотрел на Фиссолини и покачал головой. Бьянко шагнул к бандиту.
Но тут Асторре дернул дона за рукав, поймал его взгляд. Он все понял. И решил защитить Фиссолини.
— Он не собирался причинить нам вред. Он лишь хотел получить наши деньги.
Дон улыбнулся.
— Разве этого мало?
— Но у него были на то причины. Ему нужны деньги, чтобы кормить семью. И мне он нравится. Пожалуйста, дядя.
Дон вновь улыбнулся.
— Браво, — изрек он и надолго замолчал, не замечая Асторре, дергающего его за рукав. Впервые за много лет у дона возникло желание проявить милосердие.
Люди Бьянко курили маленькие сигары, очень крепкие, и легкий утренний ветерок уносил дым.
Один из них подошел к дону, предложил сигару.
Асторре понял, что это не просто вежливость, а знак уважения. Дон взял сигару, мужчина чиркнул спичкой, сложил ладони корабликом, чтобы дон мог раскурить сигару. Дон выпустил струю дыма и лишь потом заговорил.
— Я не стану оскорблять тебя проявлением милосердия. Но я сделаю тебе деловое предложение. Я признаю, что ты не угрожал мне лично, более того, с должным уважением принимал меня и мальчика. Предложение следующее. Ты живешь. Твои люди живут. Но до конца ваших жизней вы служите мне верой и правдой.
