— Я тебя поцелую, Колючка, — уже почти глухо, хрипом из самой груди.
Поднимаюсь на носочки, как падающая альпинистка отчаянно цепляюсь в его крутые плечи. И, как сумасшедшая, снова и снова, беззвучным шепотом:
— Хорошо, хорошо, хорошо…
Ленский просто жадно раскрывает мои губ, сильно и жестко. Стучимся зубами, потому что это слишком для нас обоих, но мне все равно мало. Хочется, как девчонке, сразу и все. Его губы такие жадные, что горечь сигарет проникает мне под кожу, и я снова карабкаюсь выше, потому что ноги поджимаются от наглого языка. Рука на моей талии держит уверенно и сильно, не дает упасть. Я глотаю его хриплые стоны, отзывчиво растворяя их в собственных вздохах.
Так сильно кружится голова.
Так немилосердно шатается мир, но этот мужчина не даст мне упасть. Не сегодня.
Он втягивает меня в игру, не оставляя ни капли инициативы: ведет и задет тон каждым движением языка и губ.
Мы смешиваемся дыханиями и мыслями, размениваем одно на двоих тепло и барабанную дробь вылетающих сердец.
Мне двадцать три, но именно сегодня — мой первый настоящий поцелуй.
Мы медленно отрываемся друг от друга, и Даня, как будто угадав мои мысли, берет меня за подбородок, не давая спрятать лицо. Он выглядит совсем взрослым, особенно когда мы стоим вот так близко, и он медленно поглаживает мою кожу большим пальцем той же руки, в которой держит сигарету. Это не жест неуверенного в себе школьника, и не ласка мальчишки, которому просто захотелось развлечься с девочкой постарше, чтобы записать в личный список еще один трофей. Это поведение мужчины, хоть еще и слишком юного.
— Я миллион раз представлял себе, как буду целовать тебя первый раз. Это были очень грязные фантазии. Колючка, но мне не за что стыдится. Но все же ни одна из них и близко не похожа на реальность.
Я не знаю, что ему сказать. Слов много и мало одновременно. Это как пытаться написать «Войну и Мир» на рисовом зернышке — особое мастерство, которым я совершенно не владею. Но мои пальцы еще крепче сжимают его плечи и, хоть самое время сбежать и напомнить обо всем, что нас разделяет, я прижимаюсь к нему еще сильнее.
— Мне нужно возвращаться в больницу, — шепотом говорю я, чтобы не слишком быстро распугивать мое персональное зимнее волшебство.
— Уже? — Ленский даже не пытается скрыть разочарование.
Делает последнюю затяжку и со словами «Тренер когда-нибудь убьет меня за эту дрянь», смотрит на часы. Его запястье так близко, что я вижу короткий волоски на тыльной стороне ладони. Совсем немного, ровно столько, чтобы рука не выглядела по-девичьи гладкой, хоть Дане это и так в любом случае не грозит.
