— И правда, яйцэ. Так тоди, Лександро Батькович, и жизнь получшала и табачок подэшэвшав…
— Я в кустах нашел, — хвастается Санька.
— Молодэць. Полож його на землю, шоб нэ розбыть, а мамка прийдэ та й зварэ. Я бачив мамку в лиси, казала, скоро буду. Сидай рядом, будэмо ждаты…
Санька прислоняется к нему и смотрит на дорогу. С дидом он в большой дружбе. Дид всегда на его стороне. Вспомнится Саньке, что на бабкиных грядках растет редиска или морковка, и начинает он капризничать или, как говорит мать, разводить квас. Она берется за хворостину, но он не сдается: ждет, пока дид пошлет бабку на огород. И дид многое умеет: вырезать из лозины свистульку, волшебную палочку с затейливым узором, смастерить пропеллер, который сам крутится — только беги…
По дороге проходит отряд красноармейцев, скачет всадник, догоняя их. Дид поглаживает Санькину голову, и тот начинает дремать под тяжелой и теплой его рукой.
Просыпается Санька уже в шалаше — то ли от сильного хлебного духа, который накопился в жаркий день в соломе, то ли оттого, что ему почудился голос матери. Нет, ему не послышалось: мать в самом деле беседует о чем-то с дидом. А яйцо? Где оно? Ему становится жутко от мысли, что оно могло куда-нибудь деться, что его вообще не существовало. Приснилось, а наяву — не было никакого яйца…
Он облегченно вздыхает, когда видит, что оно здесь, белеет в углу шалаша. С величайшей осторожностью он берет его двумя руками, потому что было бы непоправимым горем лишиться счастливой находки сейчас, когда ждать осталось совсем немного, и несет матери, чувствуя, как трусы предательски сползают все ниже и ниже. Не поднимая их, он ждет, что мать сейчас похвалит, бросится разводить огонь, но она почему-то боится взглянуть ему в глаза, смотрит только на яйцо и затем, поджимая обсыпанные малярийными болячками губы, говорит тихо:
— Это чужое яйцо, сынок. А брать чужое — нельзя.
— Та звары йому, Егоровна, будь ласка. Раз дытына хочэ…
— Нестир Иванович, вы тоже как маленький. Мы и так сидим на вашей шее. То редисочки, то морковки, то лучку…
— Это мое яйцо, я нашел его! — кричит Санька, заливаясь слезами, но мать отбирает находку и относит в хату.
— Побойся бога, Егоровна, — упрекает дид Нестир, когда она возвращается. — Нэ гордысь. Я ж бачу, ты прыйшла сьогодни з пустыми руками. Военни пишлы на пэрэдову, никому тоби стираты. А воно ж цилый дэнь тэбэ ждало з цым яйцэм…
— Нестир Иванович, перестаньте, прошу вас, — говорит мать и проходит мимо Саньки к шалашу.
