— Пошел, пошел… один, два, три, четыре… двадцать семь. Отъезжай! Следующий. Один, два, три, четыре… двадцать семь. Отъезжай!
Федору не досталось места на скамейке. Да и стоять пришлось на одной ноге. Руками он уперся в плечи Дальского.
— Набили, что килек в банку, — хрипел голос откуда-то снизу.
— Да ты поднимись, земляк. А то неровен час и голову отдавят.
— Поднимись, говоришь? А на чем? Поднималки в сорок первом под Смоленском остались.
Федор вздрогнул.
Инвалид, безногий человек, он-то что здесь?
— А тебя-то за что возят, земляк? — стараясь произнести как можно легче, спросил Федор, наклоняясь к голове.
— Сумочку у одной дамы дернул. Опохмелиться нужно было. И вот. А она хипежу наделала, дура. Довелось успокаивать.
В воронке засмеялись.
— А чего же ты ее не убедил? Так, мол, и так, гражданочка, не возникай, а то у меня нервы совсем разбитые, — посоветовал кто-то задним числом. Безногий рассердился. Он долго и витиевато ругался, и даже немало наслышанные в этом направлении пассажиры серого автобуса поняли, что перед ними истинный мастер матерного слова. А когда Федор как бы в такт его словам легонько начал хлопать ладонью по плечу Дальского, тот обернулся:
— М-да, можно было бы кое-что из этого и записать… в книжицу. — И оба рассмеялись.
— Покурить бы, — вдруг пискнул чей-то голос.
— Потерпите, товарищ, пока не приедем. А то мы совсем задохнемся, — это уже был голос Евгения Петровича.
— Гусь свинье не товарищ! Интеллигенция вонючая, — почти хрипел кто-то невидимый из темноты, и в машине стало тихо.
А «воронок» мчался дальше и дальше в ночь. Его видавший виды металлический кузов ныл и ритмично постанывал, словно оживали голоса людей, которые он вобрал в себя за время своей долгой и невеселой службы. А на колдобинах машину подбрасывало, ехавшие в ней ударялись головами в железный потолок и тогда раздавались уже совершенно реальные стоны и проклятия.
В тупике железнодорожной станции стоял спецвагон с давних времен, возможно, в честь печально известного деятеля начала века получивший название «столыпинский». Обыкновенный почтовый вагон, чаще всего находящийся в составе сразу же за локомотивом. К нему-то и прижимались вплотную «воронки», выгружая, минуя землю, свой одушевленный багаж.
И снова повезло Федору и Евгению Петровичу. Они попали в одно, причем не очень переполненное, купе. После поименной переклички конвоиры подали к решеткам бачки с водой. А продукты (две селедки и буханку хлеба) зеки получили в этапной тюрьме.
