Конец черного лета | страница 44



Часть вторая

Поезда уходят в ночь

После ухода Левши в камере еще долго стояла тишина. Дальский сосредоточенно копошился в своем мешке.

— Куда же ты запропастилась? — с досадой произнес он.

— Кого же вы там ищите, доктор? — спросил с улыбкой Федор.

— Да книжица здесь была. Я в нее записывал все самое интересное. Она со мной не один день по тюрьмам путешествовала. Ага, вот ты где! Смотри, Федя, ее во время обыска в сало затолкли.

Евгений Петрович с интересом листал записную книжку, будто видел ее впервые. — Вот, послушай, — обратился он к Федору, — что писал Бальмонт, очутившись в тюрьме.

«Мы лежим на холодном и грязном полу,
Присужденные к вечной тюрьме,
И упорно и долго глядим в полумглу, —
Ничего, ничего в этой тьме!»

Но он не сидел вечно, а вот Левша, считай, вечный зек. Левша силен! — Дальский поднял голову и прислонился к отделанной цементным ребристым «набрызгом» стене. — Как говорят французы, каждый стареет так, как он жил.

— Но он же завязал, — пытался заступиться за Левшу Федор.

— Что толку, юноша? Когда он завязал? Ему ничего другого не оставалось. Жизнь у него, считай, сделана. Хорошо еще, что хоть под занавес он что-то понял, пришел к каким-то важным для себя выводам. Я вот думаю… тебе бы, Федор, не повторить того, что случилось с этим человеком.

Федор сосредоточенно водил пальцем по бетонному полу, выписывая на нем бессмысленные узоры. Морщины у глаз — первые морщины — стали глубже и четче.

— Трудно зарекаться. Мне кажется… нет… мне не кажется, я убежден, доктор, что у жизни есть любимцы. И я не отношусь к их числу. Нет…

Федор несколькими резкими движениями зачеркнул все, что расписал на полу, подошел к зарешеченному окну и сквозь узкие щели увидел… свободу, вернее кусочек свободы. Там, в нескольких десятках метрах от них, малыши из детского сада, освещенные горячими солнечными лучами, строили домики в большой деревянной песочнице. Федору показалось, что одна из девочек подняла голову и посмотрела в его сторону. Он даже прочел молчаливый укор в ее глазах: а ведь и ты еще не так давно играл в песочнице. Удушливый ком постепенно твердел в горле, потеряли четкость переплеты решетки.

— Евгений Петрович, — позвал он неестественно бодрым голосом Дальского, все еще листавшего свою записную книжку, словно надеялся найти что-то новое для себя, появившееся на страницах за время разлуки с хозяином.

— Вы не помните, кто автор этих строк?

— Каких именно?

— «Так устроен шар земной,