— Страшненькая, правда?
— Что, прости?
Вопрос Тани не сразу дошел до Августа, глубоко задумавшегося над проблемой "возможного и достаточного", но, когда все-таки дошел, Август его попросту не понял.
— Прости, — виновато улыбнулся он, — но я, кажется, что-то пропустил. Задумался о наших планах… Так, о чем ты меня спросила?
— Я спросила… — неожиданно покраснела Теа. — Ты ведь теперь и сам можешь сравнить это, — провела она ладонью по своему лицу, — с тем. Вот я тебя и спросила про ту меня. Страшненькая?
— Дура! — по-видимому, Август впервые использовал такое грубое слово в разговоре с Татьяной. Она себе вольности позволяла, он — нет. Но сейчас от возмущения он попросту не нашел других слов.
— Дура! — припечатал Август, выразив в этом слове весь свой гнев. — Что ты несешь?! Страшненькая? А, по-моему, весьма симпатичная девушка. Не кукла, не klusha, — использовал он одно из Таниных "особых" слов. — Я тебя такую, с черными волосами и в очках, люблю ничуть не меньше, чем такую, — указал он на свою собеседницу. — И давай прекратим этот бессмысленный разговор. Ты женщина, которую я люблю. А какая ты, — такая или сякая, — это вторично. Но та ты мне очень понравилась!
***
Обедали втроем: Август, в силу обстоятельств евший мало и только легкую пищу, Теа и присоединившаяся к ним Аннушка Брянчанинова. Она же и рассказала последние новости. Оказалось, что прошедшей ночью овдовела государыня-императрица. Умер супруг Софьи — принц-консорт российской империи, великий князь Борис Владимиро-Суздальский.
— Он еще с вечера почувствовал себя плохо, — врала на голубом глазу девица Брянчанинова. — К нему и лекарей наилучших позвали, и целительницу Арину из Обители вызвали. Но ему уже ничего не помогло, — промокнула красавица платочком совершенно сухие глаза, — ни эликсиры алхимические, ни камлания придворных шаманов, ни Аринина ворожба. Все равно помер.
— А что же барон ван дер Ховен? — поинтересовался Август, оторвавшись по такому случаю от стерляжьей ухи.
— Так лекарь еще третьего дня в Валгаллу отправился, — как о чем-то совершенно не имеющем отношения к делу, "вспомнила" вдруг Теа. — Споткнулся, упал, закрытый перелом.
— Закрытый перелом? — интрига была ясна, как небо Калабрии в погожий солнечный день.
— Перелом основания черепа, — "печально" вздохнула в ответ поляница-охотница.
— Да, это смертельно, — признал Август, возвращаясь к ухе.
О судьбе княжны Вяземской и ее сына он спрашивать не стал. И так все ясно. Софье пришлось все-таки — хотела она того или нет — устроить кровавую прополку. А это означает беспощадный террор. Только одним будут рубить головы публично — Август представлял себе, что сейчас делается в казематах крепости и во всех дальних и ближних острогах, — а других, как того же барона ван дер Ховена, уберут втихую. Ну не казнить же, в самом деле, отца принцессы-наследницы! Другое дело, осведомлена ли сама Екатерина о причинах скоропостижной смерти своего отца?
