Джедай почти не виден | страница 31
Вот и теперь отстегнул перчатки, вытер вспотевший лоб и только после уточнил.
— Это вежливая форма приказа, или у меня, и правда, есть выбор идти или нет?
— Выбор есть всегда, — дипломатично пожал плечами Васькин.
— Просто товарищ полковник о вашей мотивации заботится. Ему показалось, у вас нынче куража маловато. Вот и решил, просмотр того, во что превратилась столица, повысит вашу свирепость до рабочего уровня, — то ли коварно, то ли и впрямь бесхитростно пояснил Андрей Сергеевич.
Вейдер не ответив направился к раздевалке.
«Прогулка» по Корусканту продлилась до вечера. Психолог встретил всех четверых в гостиной сразу по возвращении. Чечен озабоченно рассматривал сбитые в кровь костяшки пальцев. Псих возился с порванной гарнитурой рации. Невозмутимый лорд со свежей ссадиной на скуле развалился в кресле, слушая бренчащего на гитаре Казака.
— Как прогулялись? — заговорил Андрей Сергеевич, усаживаясь в свободное кресло.
— Нормально. Все, в принципе, как и положено в бардаке. Одни решили, что коли конец света, то все можно, другие, напротив, без лишнего трепа отдают последнюю рубаху, третьи старательно делают вид, будто их хата с краю, — откликнулся Псих.
— Интересно, у того козла новые рога отрастут, или я ему их окончательно обломал? — не весть к кому обратился Чечен.
— Отрастут. Но посмешишем для своих он станет надолго, — все же лениво откликнулся Вейдер.
— Не одобряете? — теперь Чечен обращался к богослову-любителю Курину: не агрессивно, скорее задорно подмигнул.
— Что именно? — с готовностью отозвался тот.
Очень похоже, что оба возобновляли старый, важный для обоих спор.
— Творимое нами насилие. Типа, подставь правую щеку.
— Это будет зависеть от того, как вы поставите вопрос. Спросите, можно ли убивать? И я отвечу — нельзя. Грех. Спросите, нужно ли убить? Отвечу, что да, если это предотвратит еще больший грех. Нельзя чужой кровью расплачиваться за чистоту собственных одежд. У философа Соловьева приведен рассказ русского генерала. Старого, еще царских времен. Человеком он был не безгрешным, но надеялся оправдаться перед Господом одним днем своей жизни. В тот день он убил три тысячи человек. Шла война с Турцией и его отряд вошел в сожженную армянскую деревню. Все жители были перебиты, а в центре к деревьям привязаны тела женщин, которые умерли от разрыва сердца, потому что у них на глазах сжигали их детей. А потом спасшиеся рассказали, что сотворивший это турецкий отряд отправился в соседнее село, и показали русским солдатам более короткий путь. В результате турки попали в засаду и были перебиты все до единого. Вот этим днем старый генерал и надеялся оправдать всю свою не слишком праведную жизнь.