— Теория Эйнштейна снова под огнем в Штатах в последнее время.
На этот раз Генри решил не позволять себе быть застигнутым врасплох.
— Так, думаем, — сказал он. — Теория Эйнштейна — релятивистская, ре. Последнее время — недавно. В Штатах — это, как я понимаю, США. Сколько букв?
— Прошу прощения?
Епископ уставился на собеседника поверх очков.
— Сколько букв?
— Букв? Очень много. Целых два письма в сегодняшнем «Таймс». Одно от профессора какой-то лаборатории в Алабаме, а другое от издательства научного журнала в Нью-Йорке. Оба нападают на выводы Эйнштейна. Старая история экспериментов 1923 года в Паломарской обсерватории. Полная чушь, ты согласен, Клод?
И тут же два брата, не обращая внимания на Генри, затеяли дискуссию о физике и метафизике, так что инспектор был рад, когда вернулся майор и объявил, что готов предоставить себя и все имущество в полное распоряжение гостя, и не угодно ли будет пройти в кабинет…
Когда дверь гостиной уже закрывалась за ними, Генри услышал, как епископ говорит Клоду театральным шепотом:
— Сперва Мейсон, теперь этот Тиббет… я ему рассказал про два письма в «Таймс», а он мне ответил весьма странным образом…
Кабинет майора Мансайпла выглядел еще более запущенным и замусоренным, чем весь остальной дом, но все же казался уютным и обжитым. Вдоль стен стояли книги в кожаных переплетах, на каждом корешке золотое тиснение — та же рука, сжимающая круглый предмет, что была выгравирована на столовом серебре.
Джордж Мансайпл проследил за взглядом Генри:
— Библиотека моего отца — точнее, то, что от нее осталось. У Директора было великолепное собрание, но мы многое распродали — в основном греческие и латинские тома. В классике, увы, никто из нас не разбирается. Грустно было смотреть, как книги постепенно исчезают, но нужно было место, да и… — Он не добавил «и деньги», но, как бы продолжая рассказ, пояснил: — Это герб Мансайплов. Рука, держащая мешок золота. Нечто вроде каламбура на тему фамилии, я полагаю: «мансайпл» — старинное слово, означающие «заготовитель» или «приобретатель». — Майор коротко засмеялся. — В наши дни звучит как сарказм. Но садитесь же, инспектор, и скажите, чем я могу быть вам полезен?
Они сели по разные стороны массивного викторианского письменного стола из красного дерева — под суровым взглядом Директора на большой ретушированной фотографии. Генри уже хотел ответить хозяину дома, но сообразил, что вопрос был чисто риторическим. Быстро переложив на столе какие-то бумаги, Джордж Мансайпл продолжал говорить:
