Так вкратце обстоят дела с дикорастущими посадками, а юг нашего Черноморского побережья украшен культурными кипарисами. Но в самом деле, отчего же только юг?!
Дело в том, что кипарис растет в основном ночью, точнее, поздним вечером, когда по набережной начинают гулять отдыхающие. Парапет ярко освещается электрическими эффектами, море наполняется белыми пароходами с бортовыми огнями, поглощая именно этот свет, кипарис совершает чудеса фотосинтеза.
Мягко шуршат волны невиданного моря, в глубине побережья, в потемках, идет торговля арбузами, высверкивает столовое серебро.
Откуда же эта грусть?
Не от существования ли в двух шагах от набережной бильярдной, где игроки намазывают руки и концы киев мелком. Ведь мелок состоит из бесчисленных моллюсков, живших миллионы лет назад, и жили они, вероятно, несчастливо, потому что все умерли.
Нет, грусть исходит не от бильярдной, а от кипариса.
Впервые представ перед глазами случайного наблюдателя, кипарис раскрывает тайну своей формы — она пирамидальна. Отсюда та грусть, с которой школьники, наделенные умом и сердцем, занимаются геометрией.
Звучит на набережной духовой оркестр.
Кипарис дышит листьями и может вдыхать только ветер, прилетевший с Эгейского моря под именем Борей.
Внизу, у подножия кипариса, дышат отдыхающие. Именно там, в мельчайших легочных пузырьках — альвеолах, неслышно и незримо впитывается красной кровью кислород любви…
Но не является ли молодое чувство ошибкой — приходит мысль.
Очень может быть. Невольно вспоминается образ знаменитого натуралиста Карла Линнея, которого на многих портретах изображают с веточкой линнеи в руках, ошибочно отнесенной им к колокольчикам…
И уж если Линней так трагически ошибался…
В заключение хочется отметить, что кипарисы растут и в средней полосе, и значительно севернее и даже плодоносят.
Местное население при виде этих плодов говорит: «Яблоки».
Я встретил на улице сослуживца Прохорова.
— Ты ж вроде больной, на бюллетене? — удивился я.
— И есть больной, сколько этих таблеток переглотал, сколько сывороток занюхал, а ничего не берет! Вот решил клин клином выбивать. Похожу, думаю, по морозу, может, так продерет, вся хворя вылетит.
— Давай вместе выбивать! — предложил я. — Тоже четвертый день болею, а вирус во мне только силы набирает.
Вышли на перекресток, встали на самом ветродуе.
— Вот дует! — изумлялся Прохоров. — Кажется, сейчас самую душу сдунет!
— Да уж, — подтвердил я. — По такому ветру и самолеты не летают.
