Старейшинский сын слушал рассказ Святогора о христианах, но отец его так близко стоял к жрецам Перуна и Вадиму так часто приходилось беседовать с ними, что ко всем иным верованиям он относился с большой неприязнью.
— Э, полно! — отозвался он на рассказ своего товарища. — Зачем нам искать другого бога, когда у нас есть свой, мы должны поклоняться тому, чему поклонялись наши отцы... Лучше подумай, как нам выбраться отсюда, мне во что бы то ни стало надо быть дома...
— Эх, княже! Да и мне нужно в вашем селении быть: Любуша, я думаю, ждёт меня не дождётся, — вырвалось у Святогора невольное признание.
— Любуша? — сверкнул глазами Вадим. — Зачем?
— Узнал ты мою тайну! — воскликнул юноша. — Не пошёл бы я с тобой по озеру, если бы сам к Любуше не спешил... Люблю я её, и она меня любит. Пуще дня светлого, пуще жизни своей я её люблю... вот что!
Глаза Вадима при этом невольном признании загорелись мрачным, зловещим огоньком. Лицо его потемнело, синяя жила на лбу налилась кровью и вздулась.
Однако он совладал с собой и ничего не сказал в ответ Святогору. Тот же совсем не заметил перемены, произошедшей в лице товарища, так он был погружен в свои думы и мечты о счастье.
— Вот бы только выкуп достать! — мечтал вслух Святогор. — Возьму я Любушу в жёны, и заживём мы с ней довольные, друг другу любые. Что в жизни лучше взаимной любви может быть, что больше, чем счастье знать, что и для тебя на земле другое сердце бьётся... Испытал ты, княже, сладкое чувство любви? Если испытал, значит, по себе почуешь то, что я теперь чувствую...
Вадим угрюмо молчал.
«Никогда... Никогда Любуша не будет твоей. Я сам её люблю и никому не отдам. Моей, только моей будет, ничьей больше», — хотел было крикнуть он сопернику, но удержался; только брови его ещё ниже надвинулись над глазами да лицо сделалось темнее ночи...
— И спешу я к ней теперь! — продолжал между тем Святогор. — Есть у меня для неё радостные весточки... Скоро и на нашу сторону солнышко заглянет... Да что с тобой, Вадим! Недужится, что ли?..
— Нет, ничего! — отвечал старейшинский сын, отводя глаза.
В мозгу его чёрные мысли роились. Гневом кипел он на спасшего его варяга, похитившего у него любовь красавицы Любуши. Гнев этот и чёрные мысли породил.
Страшное дело замыслил Вадим...
Оттого-то он прямо в глаза Святогору глядеть не может и свои очи от его очей отводит.
Мрачный вид Вадима обеспокоил его спутника. Он приписывал его усталости, только что перенесённому волнению, но далёк был от каких бы то ни было подозрений.
