— Это береговая находка, — заметил Хойеда, — якорь с первого адмиральского судна «Санта-Мария», погибшего близ этих берегов.
— Стойте! — воскликнул Маркена, — здесь что-то висит в циновке. Товарищи, это никак окорок!
Он вынул нож и распорол циновку, но тотчас с ужасом отшатнулся назад.
— Что, малютка, испугался! — насмешливо произнес Кастанеда, быстро подходя к нему. — Дайте-ка нам взглянуть, что тут такое. Э!.. человеческая голова!.. Но она снята не с испанских плеч — это безбородая голова индейца. Должно быть в этой чудесной лачужке, в этом грандиозном храме был повешен кацик, король этой деревни. Ну, пусть его висит! Ну что, Маркена, нравятся тебе такие похороны?
Захватив с собой найденные вещи убитых в Навидаде колонистов, испанцы вышли. В других хижинах были сделаны такие же находки, а затем отряд двинулся к резиденции Гвакамари.
Такие же бедные лачужки представились и здесь глазам испанцев.
— Нечего сказать, в чудесную страну привел адмирал дворян Кастилии! — сказал Кастанеда, подходя к Хойеде.
— Тише, он ведь вице-король, — иронически заметил Ролдан. — Впрочем, не следует судить раньше времени!.. Может быть, этот король Гвакамари восседает на золотом троне или лежит на кровати из чистого золота.
Колумб вошел в хижину, где находился больной; за ним последовали Ролдан, Хойеда, Маркена и врач Канса.
Хотя кровать индейца и не была из чистого золота, тем не менее она изумила испанцев. Такой висячей кровати они еще не видели. Это была большая сетка из крепко скрученных бумажных веревок, прикрепленная концами к косякам хижины.
— Это любопытно, — заметил Кастанеда, — я с удовольствием сбросил бы оттуда этого молодца, чтобы попробовать, как там спится.
Изумление испанцев было весьма понятно: они здесь впервые видели гамак.
С помощью толмачей адмирал стал расспрашивать Гвакамари об участи переселенцев. Тот сваливал всю вину на Каонабо и Майрени; он сам при этом был ранен камнем в ногу.
— Он обманывает нас, — заметил Хойеда. — Двоюродный брат его рассказывал, что его ранили копьем, а он говорит, что камнем.
— Доктор, — сказал Кастанеда, — вы бы осмотрели рану.
Канса предложил вылечить индейского вождя. В хижине было, однако, слишком темно, чтобы осмотреть поврежденную ногу и Гвакамари вышел из хижины, опираясь на Колумба.
Нога была перевязана, Канса снял повязку, но тщетно искал он следов какой-нибудь раны, между тем как Гвакамари продолжал жаловаться на нестерпимую боль.
— Он лжет! — вскричал Кастанеда.
