Группа мужчин в другом конце зала заговорила приглушенными голосами, а один из них рассмеялся и сплюнул.
– В любом случае вы могли бы сказать, каким он был человеком, – заметил Генри.
И снова зал замер в неловком ожидании ответа.
По некотором размышлении Марио сказал:
– Он был очень умным человеком, а по отношению к нам – всегда вежлив и добр.
– И щедр?
– Щедр? Не понимаю.
– Я подумал: раз он был богат, может быть, делал вам подарки – вам и вашим сыновьям, – предположил Тиббет.
Марио решительно тряхнул головой и коротко ответил:
– Никогда.
А потом прибавил:
– Хозер был не тем человеком, который раздает подарки.
Генри не стал углубляться в эту тему.
– Надеюсь, это происшествие не скажется на деревне отрицательно – я имею в виду, с точки зрения притока туристов.
Бар расслабился, как будто все с облегчением выдохнули. Разговоры возобновились, сначала тихо, но постепенно набирая силу и сопровождаясь жестикуляцией.
– Думаю, туристов станет больше, чем прежде, – сказал Марио. – В конце концов, единственное, что им нужно, – это кататься на лыжах, а убийство снега не портит. – Старик мрачновато улыбнулся.
– Поломка подъемника или сход лавины – вот что обернулось бы для нас разорением. А это – нет.
– Рад слышать, – бодро произнес Генри. – Полагаю, большая часть деревни кормится туризмом.
– Да, – лаконично подтвердил Марио.
– Должно быть, в сезон здесь хорошо зарабатывают – особенно инструкторы по горным лыжам.
– Туристы сорят деньгами, – заметил Марио. Потом, неожиданно взяв инициативу в свои руки, добавил: – Я знаю, что вы думаете, синьор Тиббет. Слышал, как моя жена хвалилась радиолой и машиной. Вы спрашиваете себя: как лыжный инструктор может заработать столько, сколько зарабатывал Джулио.
– Да, – признался Тиббет, – спрашиваю.
Четверо мужчин-картежников за соседним столом, вдруг потеряли интерес к игре; бармен, разливавший напитки, тихо поставил бутылку вермута на стойку и занял позицию, откуда было лучше слышно.
– Сюда приезжает много богатых, но глупых женщин – американок. Мне это не нравилось, и я стыдился того, как вел себя с ними мой сын. Но что я мог сделать? Вы же знаете американцев…
Картежники расплылись в широких ухмылках, и один из них, склонившись к Генри и дохнув ему в лицо чесноком, потер пальцами, изобразив освященный веками жест, означавший: деньги!
– Американцы, – произнес он с сильным деревенским акцентом. – Все мы их видали – разве не так?
Гул общего согласия взвился над залом. Кто, мол, виноват, если американцы как безумные сорят деньгами? Если у женщины денег больше, чем мозгов? Хотят – пусть тратят, деревне от этого только польза…
