Камешки на ладони [1982] | страница 21

Сооружения то пластаются по земле, то струятся ввысь, то нависают мрачными глыбами, то словно висят в воздухе легкие, веселые, как цветы.

И все это собрано из маленьких одинаковых кирпичей.

Стихотворные переводы можно считать идеальными только тогда, когда они стали фактом той поэзии, на язык которой переведены.

Стихотворение Лермонтова «Сосна» — это именно стихотворение Лермонтова, хотя мы и знаем, что оно «Из Гейне»; «Вечерний звон» — русская песня, хотя она вообще-то ирландская. Но таких переводов очень мало.

По-моему, всякий живой организм может считаться законченным, целым, полной, так сказать, биологической единицей только в том случае, если он способен воспроизвести сам себя без посторонней помощи.

Очевидно, что природа, создав такую биологическую единицу, как человек (впрочем, и любое другое земное животное), зачем-то раздробила эту единицу на две половинки. И вот миллиарды половинок живут на земле обособленно друг от друга.

В самом деле, ни мужчина, ни женщина в отдельности не могут воспроизвести себе подобного и были бы обречены на немедленное вымирание. Следовательно, ни тот, ни другая не могут считаться полноценной биологической категорией.

С этой точки зрения только соединившиеся мужчина и женщина представляют из себя уже не две дроби, но полную единицу, способную продолжить себя во времени и в пространстве. Отсюда, вероятно, к неистребимая тяга к воссоединению двух разрозненных половин одного целого, тяга, называемая любовью.

В сборнике «День поэзии» за 1968 год одно мое стихотворение попало по небрежности составителей к Дмитрию Сухареву и значится там под его именем. Досада моя была не столь велика: ошибка рано ли, поздно ли исправится. Я поймал себя на том, что мне было бы гораздо досаднее, если бы ко мне попало чужое стихотворение и люди читали бы его, принимая за мое.

Однажды в далекой и жаркой юго-восточной стране я съел что-то недоброкачественное и утром, проснувшись, почувствовал, что меня перепиливают по животу. Такой боли и такой слабости я не испытывал никогда. До столицы государства, где медицина и вообще цивилизация, было три дня пути. Чтобы я не так страдал во время этого путешествия, подоспевший местный врач сделал мне три укола: в обе руки и в живот. Через минуту мои дикие, невероятные боли сняло как рукой, и меня повезли в столицу. Я ехал и думал: врач сделал мне сильную болеутоляющую инъекцию. На мою боль, на саму болезнь он накинул болеутоляющее покрывало, и я, конечно, благодарен ему. Но ведь под этим покрывалом продолжает развиваться процесс! Чтобы его остановить, нужно не болеутоляющие, а иные средства. Нужны мощные антибиотики или даже, кто знает, хирургическое вмешательство.