Избам и часовенке с ярко-жёлтым куполом предстояло сгореть. Их построили специально для баталии и заранее обложили соломой. Перед обречённой «деревенькой», в траве то тут, то там торчат маленькие, сантиметров двадцати в, фанерные ёлочки — такими пиротехники обозначили закладки, чтобы кавалерия в пылу потешной баталии не вылетела на взрывы. Такое иногда случалось, и тогда приходилось ловить по всему полю ошалевших от страха лошадей без седоков.
Впрочем, взрывы, огонь — это тоже завтра. А пока пушки палят вполсилы, экономя порох для главного действа.
Офицер «трёшек» взмахнул рукой, приподнимаясь на стременах. Клинки разом взлетели: серые не крутили ими над головой, а дисциплинированно взяли «на плечо». Витька знал, что, перейдя на рысь, гусары вытянут сабли вперёд — так же, как делали это кирасиры Коленкура в той, настоящей битве…
Вот, сейчас! Ребята уже второй раз наблюдали эту атаку, репетиция шла с самого утра. В лощинке, куда нацелились гусары, колыхалась буро-сизая масса в крестьянских армяках и обшитых мехом безрукавках — павлово-посадские школьники изображали партизан Герасима Курина. Навстречу серо-алым хлопнули редкие выстрелы. «Партизаны» сгрудились, ощетинились частоколом двурогих свежевыструганных вил, фанерных кос, насаженных торчком, бутафорских пик.
Гусары приняли влево и пошли вкруговую, с замаха рубя по выставленным древкам. «Партизаны» пылко кидались на «супостатов», в запале стараясь ткнуть их своими дрынами. От дрючков и рогатин летели щепки.
— Чего встали? — рявкнул Красильников. — Давайте, поворачиваем!
Ребята кинулись к пушке. Витька, вместе с Лёшкой Долотовым и двумя «артиллёрами» подхватил хобот лафета, Мишка вцепился в спицы колеса. Навалились, крякнули, повернули: двадцатифунтовый единорог, самое большое орудие клуба, весил немало.
— С дороги! — закричали сзади. Витька обернулся и едва успел отскочить — вплотную к батарее проходили кавалергарды. Командир, высоченный дядька с закрученными до висков усами, принял вправо, остановился. Всадники в чёрных кирасах и белых мундирах выстроили шеренгу; за их спинами развернулись чёрные с серебром александрийские гусары.
— Вахмистр?
Из шеренги гусар выскочил невысокий, всадник, ладно сидящий на гнедой кобыле.
Кавалергард махнул рукой в сторону серых. Унтер кивнул, вскинул пальцы к киверу.
— Са-а-бли вон! Рысью — марш!
Эх, трубача нет, подумал Витька. А без него — что за атака! Никакого шика. По правилам следовало трубить к галопу, а потом — «марш-марш», и кавалеристы, выставив клинки, пускаются в карьер…
