В первом случае мы выигрываем сантиметров десять по высоте, но приобретаем геморрой с перевозкой разобранного самолёта до платформы и, учитывая, что структура в которой работает Эухенио, американская, а эти орлы привыкли, что под них все должны подстраиваться, то зуб даю, что на той стороне — привычный для янки европейский стандарт. А это значит… Это значит, что мне, с высокой степенью вероятности, светит встреча с европейской колеёй. И учитывая, что платформы после перехода идут в металлолом, рассчитывать на то, что на них можно будет по-быстрому поменять тележки, ну, скажем, несколько самоуверенно. И, скорее всего, будет перевалка на платформу под европейскую колею… Значит, делаем раму и, если не будет хватать высоты, то наклоняем фюзеляж градусов на тридцать.
Я быстренько варганю эскиз. Так. Движки, стабилизатор и руль направления грузим на платформу с «Сибишкой». Консоли… Если будем наклонять фюзеляж, то… Ладно, это завтра будем посмотреть на месте. А сейчас — отбой. Завтра будет ОЧЕНЬ трудный день.
Я лежал в кровати, но, несмотря на глубокую ночь, сон не шёл… Вспоминались события почти трёхлетней давности, сделавшие меня самолётовладельцем и обеспечившие сейчас букетом проблем.
Меня тогда занесло в Марилию. Клиент сказал, что обратно полетим завтра. Я наблюдал за заправкой «Цессны» и чесал языком с водителем заправщика, благо что португальским владел уже в совершенстве. И тот по какому-то поводу сказал, что за дальним ангаром уже больше двух лет стоит заброшенный четырёхмоторник размерами с «Бандейранте». Меня это заинтересовало — маленький и четырёхмоторный. Если честно, в истории развития мировой гражданской авиации я был изрядным профаном, всё как-то времени не хватало, то женщины мешали, то охота. Вот историю советской авиации ещё с детства знал на «ять».
Я пошёл посмотреть, что же это за аппарат. За ангаром на грунте стоял выкрашенный в золотой цвет действительно четырёхмоторный самолёт с рядными движками перевёрнутого типа и двухлопастными винтами. И то, и другое в натуре я видел в первый раз. Сверху по фюзеляжу шла крупная красная надпись готическим шрифтом «Рихард Лемке II». Видок у машины был жалкий и заброшенный, несмотря на качественную окраску. Было видно, что к самолёту уже давно никто не подходил, даже траву под ним не удосужились покосить.
В администрации аэропорта мне поведали достаточно грустную историю этой машины.
Около трёх лет назад на ней прилетел тот самый Рихард Лемке с супругой, уроженкой Марилии. Сам из себя он был младшим сыном миллионера из Гамбурга, красивым великовозрастным раздолбаем и маменькиным сынком, типичным представителем «золотой молодёжи», «золотой», в первую очередь, для карманов родителей. Что у него там произошло с женой — до конца так и осталось неясным, но он её грохнул. Одно время это было темой местных СМИ, и примерно год назад суд припаял ему пятнадцать лет. Самолёт сначала стоял под арестом, и за его стоянку ещё платили, а после приговора платить перестали.
